Книга Подонок - Анна Веммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До поры до времени… руки ложатся на мои ягодицы, и Андрей медленно входит в меня. Я резко выдыхаю, и он останавливается.
– Больно?
– Не-е-е-т, – это почти стон отчаяния. Неужели он способен сейчас остановиться, сказать «ой нет, все-таки нельзя» и пойти делать бутерброды?
Тогда похищение закончится убийством, и меня даже оправдают, потому что это самооборона.
Я прислушиваюсь к ощущениям, ловлю вспышки наслаждения и отстраненно думаю о том, что вот так секс чувствуется совсем по-другому. Проникновение глубже, ярче. Я могу двигаться так, как хочу, а хочу я с каждой секундой сильнее. Это наркотик: не только чувствовать удовольствие, но и видеть его у партнера. Сейчас Андрей не может контролировать ситуацию. Или не хочет…
Я покрываю поцелуями его шею, оказывается, это очень удобно делать, если ты сверху. Внизу живота зарождается уже знакомое сладкое напряжение. Я знаю, что стоит несколько раз выгнуться, сжимая его член внутри себя, и наступит долгожданная развязка, но медлю. Мне хочется сейчас увидеть то, что Андрей видел в наш первый раз – его удовольствие.
Он, кажется, это понимает, потому что губ касается легкая улыбка.
– Вот, значит, как, – медленно тянет он.
И… видят все боги этого мира, то, что он делает, нечестно! И неспортивно, и возмутительно, и…
Дыхание срывается, когда его рука проникает между нашими телами и пальцы ложатся на клитор, сжимают, гладят, в мгновение ока отключают мне голову, самоконтроль, да и все тело. Я обнимаю мужчину за шею – и срываюсь, стону сквозь сжатые зубы, погружаюсь в тягучее яркое удовольствие. Отстраненно, словно это происходит не со мной, чувствую и его удовольствие.
Сквозь туман и приятные отголоски оргазма в теле, хранящем воспоминание о пережитом наслаждении, сил хватает лишь на то, чтобы лечь прямо на пол у камина. Не заботясь ни об одежде, ни о чем-то другом. Я нахожусь между сном и явью, лежу, жмурясь, как сытая кошка на солнечном пятачке.
И вывожу пальцем невидимые буквы на полу.
– Что ты там пишешь? Новый рассказ?
Рука Андрея рисует контуры моего тела. Приятно, но не так, как совсем недавно. Скорее, приятно от неожиданной человеческой ласки.
– «Гарри Поттера» смотрел? Пишу пальцем по пыльному полу «С днем рождения».
– Чего это пыльному, я робота два раза в день запускаю… стоп, у тебя что, день рождения?
Кошу взглядом на часы… ну да, пока еще – день рождения.
– И почему ты не сказала?
– Ты бы купил торт? – фыркнула я.
– Вот вредина. Что ты хочешь в подарок?
«Чтобы ты не уходил и не отдавал меня отцу», – думаю я, но не решаюсь произнести это вслух.
– Познакомь с собакой.
– С собакой? Серьезно? Тебе двадцать три, а ты хочешь просто поиграться с собакой?
– У меня все есть. Вернее… может, и не все, но я могу взять кредитку и купить то, что мне хочется. А вот собаки нет.
– Ты можешь купить и собаку.
– Я могу и проститута вызвать. Но, почему-то, думаю о тебе.
– Давно?
– Что? – Я поворачиваюсь. – Ты издеваешься?! Давно! Уж с пару недель точно, сложно, знаешь ли, не заметить, что тебя засунули в багажник и увезли к черту на куличики.
Я кладу голову ему на плечо. Отчасти потому что мне хочется снова прижаться к твердому горячему телу, отчасти потому что я немного боюсь, что Андрей решит, будто я злюсь.
– Да-а-а, с похищением вышла промашка.
– Ну, ты хорошо начал.
– Да и кончил нормально.
Я краснею и запускаю в его бок ногти, чтобы не зазнавался.
– Вообще я планировал все не так. Когда я думал о тебе и своих планах, я представлял себе такое садистское удовольствие от твоих страданий. Ну… без жести, конечно, но не могу не признать, что мысль о том, как ты умоляешь меня дать тебе воды или поесть, прячешься в темный угол при виде меня, мелькала. И приносила определенное удовольствие.
– И что? – Я поднимаю голову.
Мне правда интересно. Я пытаюсь вспомнить, в какой момент все пошло не по плану, но не могу. Кажется, что страха при виде Андрея и не было, хотя я точно знаю, что он был очень близок к исполнению плана.
– И что, – передразнивает он меня. – Клубничку хочешь?
– У нас нет клубники.
– Есть. Я купил.
Андрей поднимается, но я его останавливаю.
– Не хочу. Не уходи.
– Надо спать.
– А подарок? Поиграть с собакой?
– Что, сейчас?
– До конца дня рождения осталось чуть-чуть.
– Тогда собирайся, – кивает он.
И я быстро одеваюсь, боясь, что Андрей передумает. Мы выходим на улицу, где завывает совсем не осенний ветер. Направляемся к гаражу, откуда уже слышен лай и скреб.
– Он дурной, но добрый, – говорит Тихомиров. – Не бойся, главное. Дай ему себя обнюхать.
Когда он отпирает багаж, навстречу выбегает взъерошенный серый пес, словно сошедший с рекламы собачьего корма. Он – самая очаровательная дворняга, которую я видела. Прыгает на Андрея, ластится, трется головой о его руки, бешено виляя хвостом. И Андрей с удовольствием его гладит, чешет за ушами, треплет по холке. Безумно здорово наблюдать за общением мужчины и собаки. За его нежностью, любовью к крошечному живому существу. И бесконечной преданностью пса приютившему его человеку.
– Ну, Дружок, смотри, это Лиана. Она хорошая. Давай, поиграй с ней.
Сначала собака обнюхивает меня настороженно, но присутствие Андрея его успокаивает. Я протягиваю ладошку, чтобы пес мог обнюхать меня, а потом несмело глажу между ушей. Рука дрожит, я боюсь собак, но в то же время ощущение нереальное!
Мне всегда хотелось собаку. Я воображала, как буду ее любить, как мы станем лучшими друзьями. С замиранием сердца смотрела забавные видео о питомцах. Но мама была непреклонна: шерсти в доме она не потерпит. Да и папа не приходил в восторг от идеи.
Говорят, животные тонко чувствуют настрой человека. Некоторое время я просто глажу пса, привыкаю к его присутствию и наслаждаюсь ощущением мягкой шелковистой шерстки. А он привыкает ко мне, подставляет голову, внимательно смотрит и шевелит ушами, будто вслушиваясь в неуловимые звуки.
– Видишь, в нем нет ничего страшного. И лапа зажила.
– А хозяева не нашлись?
Андрей качает головой.
– Я разместил объявления в соцсетях, но никто не обратился. Он беспородный. Вряд ли кто-то хватится.
Словно поняв, о чем речь, пес вдруг прижимается ко мне мордой. Я осторожно обнимаю его за шею, ощутив прилив нежности к маленькой бедной собаке, которая потеряла хозяев.