Книга Ермак. Отряд - Игорь Валериев

– Слушаюсь, господин капитан.

Дальше, можно сказать, всё прошло как по нотам. Забайкальцы, прикрытые огнём из четырёх максимов, слаженно отошли к коноводам и откатились назад. Контратаку китайцев на сотни Вертопрахова и Селивёрстова отбили слаженным огнём из всех пулемётов, плюс к этому Ладыженский развернул уже конных нерчинцев в лаву. Китайцы побежали, но плотный огонь их орудий заставил нас отойти. Сбить противника с перевала не удалось. Слишком много его оказалось.

Разведка боем показала, что перевал занят не менее чем пятитысячным китайским корпусом с пятнадцатью или больше орудиями. Пришлось отходить, и подальше. По дороге к селению Саньчжань, находящемуся в восьми верстах от перевала, где Ренненкампф решил остановиться, я неоднократно думал о том, что нам дала эта разведка боем. Кроме потерь, по большому счёту ничего. Ещё десяток казаков и двух артиллеристов придётся закопать в чужой земле. Ещё неизвестно, сколько из двух десятков раненых выживет, а полученные сведения соответствовали тому, что вчера Тур с Лисом докладывали. К вечеру летучий отряд дошёл до места бивака, где стал в ожидании основных сил.

Я устало сидел на чурбаке метрах в пяти от входа в палатку, где Бутягин оперировал раненых. Рядом расположился Севастьяныч, в ногах у него стоял завернутый в полотенце котелок с мясным кулешом, узелок с хлебом и куском вареной конины и фляга с чаем. Как мне сказал мой денщик: «Надо нашего дохтура накормить, а то он совсем с лица спал. Мария Петровна ругать потом будет». Сами мы уже позавтракали-пообедали-поужинали – три в одном в сотне у Лиса, а теперь пришли кормить «дохтура».

Откинулся полог палатки, и наружу вышел санитар с лоханью в руках. Отойдя в сторону шагов на десять, выплеснул содержимое в яму. Мне показалось, что мелькнула рука по локоть.

– Спаси меня Господи от такого! – Хохлов истово перекрестился. – Как же теперь без руки-то?!

«Значит, не показалось, – подумал я и закрыл глаза. – Без руки, действительно, жить будет тяжело, но, наверное, легче, чем в моём времени».

Вспомнился Сашка Куравлёв с позывным Москвич, старший сержант, кавалер ордена Красной Звезды, две медали «За отвагу». Был ранен в руку под Кандагаром из крупнокалиберного пулемёта. Эвакуировали с поля боя, отвезли на Большую землю, и потом тишина, хотя на адрес его родителей писали. Встретил его случайно в московском метро в начале девяностых. Если бы не его голубые глаза, пустой левый рукав и награды на застиранной «афганке», ни за что бы не узнал. До поезда оставалось всего два часа, но поговорить успели.

История как история. Родители инженеры, институт закрыли, остались без средств. Подрабатывают где и кем только можно. В основном за гроши. Его пенсия курам на смех. Если первый протез ещё смог получить, то теперь очередь на несколько лет вперёд. «Мы вас туда не посылали», – любимый ответ бюрократов из соцслужбы на все вопросы. Работы и здоровым нет, не то что безрукому. Вот и пришлось идти побираться в метро. Половину отдает цыганам, которые крышуют этот бизнес. Так кормит себя и родителей. Выжить удаётся. А стыд?! Накатил чекушку, ещё перед сном, и можно спать. Правда, количество чекушек в день растёт с каждым годом.

Попытался оставить ему все деньги, что были с собой, но получил ответ: «Не надо, Ермак, а то в запой скачусь. А ты, смотрю, всё воюешь! Если ранят так, как меня, лучше застрелись. Никому мы, на хрен, инвалиды не нужны. Если бы не родители, давно бы колёс наглотался и на тот свет с песней и танцами ушёл бы».

От тяжких мыслей отвлёк откинутый полог палатки и вышедший Бутягин. Появившийся следом санитар помог Павлу Васильевичу снять халат, потом слил на руки из кувшина. Отмыв руки и вытирая их полотенцем, наш «дохтур» направился в мою сторону.

– Какими судьбами, Тимофей Васильевич? Не ожидал вас здесь увидеть. Надеюсь, всё хорошо? – спросил Бутягин, перекинув полотенце через плечо и протягивая мне для пожатия руку.

– Да вот мой денщик, Михаил Севастьянович, сказал, что вы с лица спали, а Мария Петровна ругаться потом будет. Прибыли накормить вас, Павел Васильевич, – широко улыбнулся я, встав с чурбака и крепко пожав ладонь доктора.

– Право, не стоило. Фельдшер сказал, что скоро будет ужин. Мне неудобно.

– Неудобно спать на потолке, одеяло падает. А казаки из четвертой сотни приготовили неплохой кулеш. Я поел с большим удовольствием. Надеюсь, не успел остыть. Давайте пройдем в тенёк, – показал я на навес из парусины, где было организовано место для приёма пищи для служащих лазарета.

Несмотря на возражения Бутягина, через минуту он сидел перед накрытым столом.

– Вам сегодня больше не оперировать, Павел Васильевич?

– Слава богу, всё! Восемь операций, три ампутации. А я же по хирургии теоретик, только трупы оперировал. А теперь людей по живому режу, конечности отнимаю. Ужас! – доктор передёрнул плечами.

– Тогда рекомендую замечательное лекарство под названием «антистресс», – произнёс я, протягивая Бутягину карманную флягу грамм на двести, где плескался разбавленный один к одному с ключевой водой спирт. Севастьяныч по моему указанию приготовил для похода две двухлитровые фляги. На всякий случай, как антисептик и средство для поправки нервов.

Будущее светило медицины Российской империи открутил крышку, понюхал:

– Однако! Антистресс, говорите! – Махнув рукой, сделал несколько больших глотков, глубоко выдохнул, но всё равно закашлялся.

Я с улыбкой смотрел на доктора, который пытался отдышаться. А что вы думаете, пятьдесят – пятьдесят пять градусов, это вам не хлебное вино, а тем более какая-нибудь французская кислятина.

– Это что-то с чем-то! – переведя дух, произнёс Бутягин, а Севастьяныч завистливо дрогнул кадыком, сглатывая слюну.

– Закусывайте, Павел Васильевич, – я подвинул к врачу котелок с кулешом, из которого торчала ложка.

Бутягин не стал себя долго упрашивать и навалился на пищу. Через несколько минут, покончив с кулешом, мясом и выпив кружку чая, доктор отвалился от стола. При этом глаза его были осоловелыми.

– Что-то меня с вашего антистресса, Тимофей Васильевич, в сон потянуло, – с трудом произнёс доктор.

– Это замечательно! Вам надо отдохнуть.

Подозвал санитара, который вместе с Севастьянычем отвел Бутягина к его спальному месту. Сам в это время ушёл в четвёртую сотню. Ренненкампф дал команду отдыхать. Будем отдыхать. Сейчас фляжку пополню, и отдохнём с Лисом. Ему после утренних слов генерала тоже стресс надо снять.

Следующие два дня ушли на приведение отряда в порядок. Место для бивака было выбрано удачно. Вода в протекающей речке оказалась чистой. На огородах и полях селения осталось много всего, что пополнило рацион как бойцов, так и лошадок. Казаки несли дозорную службу, в перерывах между которой отъедались и отсыпались. Артиллеристы и пулемётчики совершенствовались в боевом применении своего оружия, отводя тренировкам по шесть-восемь часов в сутки.

К обеду первого августа в Саньчжань подтянулись основные силы отряда в виде Сретенского резервного полка, первой батареи Забайкальского артдивизиона и шестой сотни амурцев. Наши силы с противником сравнялись, и можно было думать о прорыве обороны на перевале. Второго августа была проведена рекогносцировка с участием командиров всех прибывших частей и уточнены боевые задачи, а в ночь на третье августа войска выдвинулись против Хинганской позиции на расстояние две с половиной версты.