Книга Фандом - Анна Дэй

– Руки вверх! – требует он.

Дрожа от страха, я поднимаю руки. Он в любую секунду может заметить мою свежую татуировку, наверняка воспалившуюся после обработки зелёным газом. Но охранник поворачивает меня лицом к себе.

Я смотрю ему в глаза и вижу в них неприкрытую ненависть, от которой замирает сердце.

Охранник хватает меня за плечи и вдавливает в стену.

– У нас десять минут, – говорит он, дыша на меня прогорклым кофейным ароматом.

Я чувствую себя мотыльком в гербарии. Я как бабочка, пришпиленная булавкой под стеклом, абсолютно неподвижная и вся на виду.

– Десять минут на что?

– Не притворяйся невинной крошкой. – Он отбрасывает мне волосы с лица назад. – Я заплачу́. А если улыбнёшься, получишь лишнюю монетку.

Охранник наваливается на меня всем телом, вдавливая в холодную стену. Сейчас меня стошнит.

– Хватит ломаться, куколка, я у тебя точно не первый. Раздевайся!

– Но… но вы меня уже обыскали. – Глаза быстро наполняются слезами.

Он швыряет меня лицом к полупрозрачной пластиковой панели, которая заменяет оконное стекло. Там, в тумане, выстроились в ряд бесформенные фигуры. Прищурившись, я вижу, что это люди, обнажённые люди. Они держатся за руки, похожие на гирлянду из куколок, которых мы в детстве вырезали из бумаги.

– Делай, что говорю, не то отправишься туда! – шипит мне в ухо охранник. – Пойдёшь к повстанцам и тем, кто подделывает себе татуировки, чтобы попасть в Поля.

До меня доносятся выстрелы, потом глухие стоны. Цепочка людей распадается, тела валятся на землю. Кажется, я выдыхаю: «Боже мой!» – и окно затуманивается ещё сильнее.

– Хорошо, – беззвучно шепчу я искусанными губами.

Дрожащими непослушными пальцами я расстёгиваю комбинезон, будто снимаю с себя кожу.

Вдруг открывается дверь, и входит солдат с васильковыми глазами. Тот самый. Я застываю, готовая разрыдаться от счастья.

Метнув на меня недовольный взгляд, вошедший хмуро говорит товарищу:

– Пора грузить их в автобус.

– Ну и грузи.

– Надо отправить всех дефов сразу.

Охранники меряют друг друга взглядами.

– Пора, – говорит солдат с васильковыми глазами.

Другой отступает, склонив голову.

Я иду по коридору за добрым гемом, трясущимися пальцами застёгиваю по дороге молнию на комбинезоне, а по щекам льются слёзы.

– Ну как ты? – спрашивает охранник тихим добрым голосом. – Обошлось?

– Да, – с трудом ворочая языком, отвечаю я. Хочу сказать, какой он удивительный, волшебный и чудесный, хочу обнять его за шею и тысячу раз крикнуть, как я ему благодарна. Но выговорить получается только бледное «спасибо».

В комнату для досмотров, откуда меня забрали, я вхожу уже в застёгнутом комбинезоне, с совершенно сухими щеками и глазами. Нейт с ужасом бросает на меня короткий взгляд, и я незаметно киваю ему, словно говоря: «Всё в норме, я вернулась».

Нас выводят на улицу, на покрытый бетоном двор. Кое-где на серой поверхности видна ярко-жёлтая разметка, а над высокой каменной стеной вьётся колючая проволока. Небо сегодня тоже серое, но огромное, бесконечное, как до́ма. Свежий воздух с Полей приносит ароматы роз и древесной коры, напоминая о каникулах в Озёрном краю. Я вздыхаю с неимоверным облегчением.

Припаркованные у стены автобусы поджидают дефов, сияя окошками в лучах заходящего солнца. Вместе с Саскьей мы подходим к ржавому автобусу у остановки 753. От запаха хлорки, которым пропитались сиденья, меня снова подташнивает.

– Этот довезёт нас до поместья, – шепчет Саскья, когда мы взбираемся по ступенькам в салон.

Водитель явно деф, но на переднем сиденье устроились два вооружённых охранника-гема. Меня вновь охватывает паника; мышцы будто скручиваются в тугие кольца, как змеи перед броском. Однако охранники на нас даже не смотрят. Мы с Нейтом проходим в конец салона и садимся рядом. Сиденье жёсткое и неудобное, от едкого запаха хлорки слезятся глаза, а при мысли о том, что мы вот-вот уедем от пункта дезинфекции и от усатого охранника со стальными глазами, у меня вздрагивает нижняя губа, как у капризной двухлетки.

Нейт озабоченно смотрит мне в лицо.

– Господи, сестрёнка, да что они с тобой там сделали?

– Ничего, – коротко отвечаю я. – Тот охранник с васильковыми глазами – помнишь его? – он меня спас.

Нейт потрясённо ахает:

– Всё происходит, как говорила Бабба! Сюжет разворачивается и тянет нас за собой.

– Это уже не просто сюжет, – шепчу я в ответ. – Несчастные дефы… Мы читали книгу, смотрели фильм, но сейчас всё по-настоящему, здесь очень страшно! – говорю я, безуспешно пытаясь проглотить колючий ком в горле.

Через полчаса автобус целиком наполняется дефами. Водитель запускает мотор, огромные металлические ворота раздвигаются, и мы выезжаем в Поля. В мир гемов.

Мы будто попали в Диснейленд – всё вокруг такое красивое, разноцветное. Там, где живут гемы, солнце светит ярче, птицы поют громче. Куда ни глянь – всюду зелено: трава, деревья, живые изгороди. Тут и там виднеются белые соцветия тысячелистника, розовые головки клевера, в кустиках ежевики мелькают тёмные ягоды. Я выросла в зелёном пригороде Лондона, привыкла к цветам и ухоженным лужайкам. Как я соскучилась по этой красоте всего за два дня!

Автобус с дефами пылит по дороге, бесцеремонно лязгая и поскрипывая. Пассажиры дремлют. Даже Нейт опустил голову мне на плечо и уснул, а я смотрю на его лицо. Обычно Нейт очень похож на папу, такой же весёлый, полный жизни, светлые волосы торчат во все стороны, как будто он засунул пальцы в розетку. Но сейчас, спящим, Нейт больше похож на маму – у неё такая же мягкая складочка у рта. Внутри у меня всё сжимается, а в горле снова растёт ком. Я очень соскучилась по родителям! Рядом с ними всегда так хорошо, так спокойно.

Под ритмичные поскрипывания автобуса засыпаю и я. Мне снится сон: сиденье превратилось во что-то мягкое, похожее на перину. Я силюсь открыть глаза. Стена в полутёмной комнате видна то ясно, то будто в тумане. Рядом со мной человек, его рука сжимает мою ладонь. Пахнет лекарствами, как в больнице или у зубного, и ещё пахнет кофе и табаком – как иногда от папы. Он сжимает мою руку и говорит:

«Просыпайся, Виола, просыпайся! Пожалуйста, дорогая моя девочка, открой глаза!»

Но его силуэт расплывается и пропадает в тумане.

Теперь я вижу Розу. Она стоит на эшафоте с верёвкой на шее. Над толпой звенит её голос: «Я люблю тебя!»

Ветер отбрасывает волосы с лица девушки, и я вижу, что это не Роза. Это я. Палач нажимает на рычаг, и люк с треском распахивается. Моё тело виснет на верёвке, а ноги выписывают немыслимые пируэты в поисках твёрдой опоры.