Книга Олений заповедник - Норман Мейлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не в силах сидеть на месте, он вскочил и принялся шагать по комнате.
— О нет! О нет! Не думаешь же ты, что я — Колли Муншин, правда? Выясняй это сам. — И потом вдруг изо всей силы хлопнул меня по спине. — Как же нас будут жалеть! — театрально воскликнул он.
В конце недели, как раз когда Айтел пришел к выводу, что ревновать плохо, или, вернее, как раз когда его ревность стала угасать и он поддерживал ее в себе ради того, чтобы наблюдать доставляемую ею боль, считая, что сможет по желанию выключить ее, он узнал, что Илена изменила ему.
Она тихонько вошла в бунгало Айтела, мимоходом поцеловала его, была ласкова, но держалась несколько отчужденно.
— Я встретила сегодня одного старого приятеля, — через некоторое время сказала она, — он и тебя тоже знает. — Айтел молчал, но сердце так и заколотилось, а Илена добавила: — Это Мэрион Фэй.
— Значит, Мэрион Фэй. А откуда ты его знаешь?
— О, я знала его много лет назад.
— Он твой старинный приятель? — До этой минуты Айтелу удавалось скрывать ревность, но теперь это оказалось не под силу. — Скажи, — произнес он, — ты с ним договаривалась о цене?
Взгляд у нее стал настороженный.
— О чем это ты?
— Мэрион Фэй — сводник.
— Я этого не знала. Честно, не знала. — Лицо у Илены стало каменным. — О Господи. Он же просто давний приятель.
— А теперь он новый приятель?
— Нет.
— Ты просто поболтала с ним?
— Ну, немного больше, чем поболтала.
— Ты хочешь сказать — много больше?
— Да.
Айтел почувствовал прилив веселости. Ноги у него отнимались, зато язык стал остер.
— Меня тебе явно стало недостаточно.
— Как ты можешь такое говорить?
— Однако кое-что ты на всякий случай держала про запас.
— Нет, я бы так не сказала.
— Просто устроила банкет для друга старых дней?
— Издеваешься надо мной, — сказала Илена, — и получаешь удовольствие.
— Извини, что причиняю тебе боль. — Он хотел приложить руку ко лбу, но сдержался. — Илена! — воскликнул он. — Зачем ты это сделала?
Лицо ее приняло вызывающее выражение.
— Захотелось. Из любопытства.
— Тебя всегда одолевает любопытство, верно?
— Хотелось посмотреть… — И умолкла, не докончив фразы.
— Понимаю. Можешь мне не говорить. Я эксперт по женской психологии.
— Ты, наверно, эксперт по всем вопросам, — заметила Илена. Помолчала и повторила: — Сама не знаю, и потом мне хотелось выяснить…
— Только ли со мной происходит такое расцветание плоти или же любой старикашка подойдет. В этом было дело? — Айтел словно услышал себя со стороны и возмутился своими словами.
— Что-то вроде того.
— Что-то вроде того! Да я убью тебя! — от беспомощности взревел он.
— Ну, надо же мне было выяснить, — пробормотала Илена.
— И что же ты выяснила?
— Это я и хотела тебе сказать. С ним я была как статуя.
— Только вела себя не как статуя.
— М-м… я все время думала о тебе.
— Свинья ты, вот кто, — сказал он ей.
— Я уйду, если ты хочешь, чтобы я ушла, — сухо произнесла она.
— Сиди тут!
— По-моему, лучше нам с тобой сейчас расстаться, — сказала Илена. — Я отдам тебе деньги за мой номер… я ведь твоя должница.
— И откуда же ты возьмешь деньги? У Фэя?
— Ну, я не собиралась у него просить, — сказала она, — но теперь, когда ты мне подсказал…
Айтел вдруг начал ее трясти. Илена заплакала; он выпустил ее и отошел. У него ныло все тело.
— Тебе на меня наплевать, — сказала она. — В самом деле наплевать. Просто гордость твоя пострадала.
Он попытался успокоиться.
— Илена, зачем ты так поступила?
— Ты считаешь меня тупицей. Что ж, возможно, я и есть тупица. Ничего интересного я тебе рассказать не могу. Я для тебя просто игрушка. — Она заплакала громче. — А ты для меня слишком умный. Ничего не поделаешь.
— При чем тут все это? Я считаю тебя толковой. Я тебе это говорил.
Она снова приняла демонстративно вызывающий вид. И постаралась придать своему маленькому личику сердечком безразличное выражение.
— Если женщина изменяет, она становится для мужчины только более привлекательной.
— Перестань меня поучать, — рявкнул Айтел. И вдруг пылко прижал ее к себе. — Дурища ты, вот кто!
— Это же правда. Правда. Никакое не поучение. Я знаю.
Он вдруг по ее лицу понял, что она действительно страдает. Она ведь была права. Хотя плоть ее была испоганена, никогда еще она не казалась ему более чистой, более привлекательной.
— Ах ты, дурочка, — повторил он, — так ничего и не поняла. По-моему, я люблю тебя. — Из парализованного центра его мозга пришла мысль: «Теперь ты влип, дружок».
— Нет, ты меня не любишь, — сказала она.
— Я люблю тебя, — поправил он ее.
Илена снова заплакала.
— А я тебя боготворю, — всхлипывая, произнесла она. — Никто никогда не относился ко мне так, как ты. — Она принялась целовать его руки. — Я люблю тебя так, как никого еще не любила, — под конец произнесла она.
Так начался их роман, и Илена согласилась жить с ним.
В первые недели совместной жизни Илена не сводила глаз с Айтела — ее настроение отражало его состояние: если она была весела, значит, он счастлив; когда Айтел был в плохом настроении, она становилась мрачной. Больше никто не существовал для нее. Я не люблю такие сильные выражения, но полагаю, это была правда.
Из того немногого, что Айтел сумел узнать о жизни Илены — а она не любила вдаваться в подробности, — он выяснил, что ее родители держали кондитерский магазин в центре киностолицы и не были счастливы в браке: отец, в прошлом жокей со сломанной ногой, был человек мелочный, самовлюбленный и задира, мать — сварливая мегера, женщина расчетливая и вспыльчивая Она баловала Илену и ругала ее, превозносила и игнорировала, ставила перед ней амбициозные цели и игнорировала их. Отец, лишенный своих лошадей и обремененный пятью детьми, невзлюбил Илену: она была самой младшей и появилась слишком поздно. У нее были братья и сестры, дяди и тети, двоюродные братья и двоюродные сестры, дедушки и бабушки; когда семья собиралась вместе, начинались драки. Отец был недурен собой, франтоват; оставшись наедине с женщиной, не мог не попытаться овладеть ею, но в то же время был моралистом и учил жить других. А мать была кокетка, женщина алчная, ревнивая; она досадовала на то, что жизнь ее проходит в кондитерском магазине.