Книга Волна. О немыслимой потере и исцеляющей силе памяти - Сонали Дераньягала

Летом на выходных Стив обычно разжигал печь для барбекю и жарил кальмаров, замаринованных в розмарине с соком лайма и красным стручковым перцем. Ломтики соленого сыра халумиса, каре ягненка, колбаски от нашего местного мясника, грека-киприота Никоса. Никос нипочем не желал верить, что Стив — англичанин. «Англичане ничего не понимают в еде, какой же он англичанин?» — удивлялся мясник. Я говорила, что правильно воспитываю мужа. Никос уважительно кивал.

По выходным Стив часто готовил горы еды, и мы приглашали друзей. Или приезжала его родня, и тогда на нашей лужайке собиралось человек двадцать. Он делал свою версию раана — барашка на вертеле по-индийски. Баранья нога выдерживалась два дня в маринаде из йогурта, миндаля, фисташек, всевозможных специй, мяты и зеленых перчиков чили. Стив пристально наблюдал за мясом, опасаясь, что оно будет недостаточно нежным, и поливал ногу джином каждый раз, когда поворачивал вертел. «Баранина должна быть такой мягкой, чтобы ее можно было есть ложкой», — обычно говорил он.

В дни тихих семейных обедов мы готовили утиные яйца и ели их с крампетами. Мальчикам яйца очень нравились. Они уважительно взвешивали их на ладошке, стучали по крепкой скорлупе. Вик притворялся, что хочет поиграть яйцом в кегли. Его веселило, как я тревожно мечусь вокруг, когда он пригибается и отводит руку с яйцом назад. В конце концов он клал яйцо на стол и со странным акцентом — как бы ливерпульским — говорил: «Да ладно, будет тебе причитать». Этому он научился у отца.

Обычная, нормальная жизнь. Так мне казалось.

За утиными яйцами мы ходили на фермерский рынок в Палмерс-Грин. Малли там непременно терялся. Обычно мы находили его в куче фиолетово-зеленой брокколи. Первым делом мы замечали его хохолок — словно у только что вылупившегося птенца цапли. В августе мы покупали ренклоды — зеленые сливы. В это время они особенно хороши — уже спелые, но еще не размякли. А весной Стив брал на рынке артишоки и тушил с чесноком и лавровым листом. Мы ели их горячими. Стив научил мальчиков, как надо разделять лепестки и выскребать мякоть нижними зубами. Он часто рассказывал, как впервые попробовал артишоки в десять лет, когда колесил по Франции с отцом-дальнобойщиком.

Европейская еда и выпивка отчасти примиряли моего свекра Питера с вынужденным одиночеством и скукой дальних рейсов. Питер не желал довольствоваться яичницей и жареной картошкой — их подавали в придорожных забегаловках. Вместо этого он каждый вечер гонял грузовик по узким сельским дорогам и заезжал в какую-нибудь французскую или итальянскую деревеньку, где у него непременно имелись приятели со своим семейным ресторанчиком. Обычно они сами там же и столовались, а в меню ресторана была всего пара блюд в день. С тех пор как Стиву исполнилось семь, отец начал брать его с собой в рейсы на время каникул. Именно в этих поездках он впервые попробовал ризотто, рагу из кролика с беконом, буйабес и домашние равиоли, которые полюбил на всю оставшуюся жизнь. Школьные приятели ужасно завидовали его путешествиям, но, когда Стив начинал рассказывать о гастрономическом опыте, они глядели на него непонимающими глазами, спрашивая: «Чё?» — и возобновляли кровопролитные футбольные баталии, нехорошо обзывая Стива за то, что ел иностранную еду. В муниципальных кварталах лондонского Ист-Энда начала семидесятых экзотика не приветствовалась.

Но для семьи Стива экзотическое меню было не в новинку. Его отец родился в Рангуне, бывшей столице Мьянмы, и до десяти лет жил в Западной Индии, пока его родители и трое братьев в 1946 году не перебрались в Англию. По семейной легенде, они были первыми Лиссенбергами, вернувшимися в Европу после того, как некий Вильгельм Лиссенберг в семнадцатом веке покинул родную Голландию и отплыл на купеческом судне к индийским берегам. Когда семья поселилась в Англии, в маленькой приморской деревушке близ Борнмута, бабушке Стива и ее сестрам приходилось ездить за много миль, чтобы купить специй и прочих ингредиентов для балачанга — острого паштета из креветок. Выйдя замуж, моя будущая свекровь Пэм быстро научилась есть пряную пищу и готовить цыпленка карри. Так что Стив вырос на тех блюдах, что она приправляла молотым карри марки Bolst — его присылали прямо из Бангалора, и отец буквально трясся над каждой жестянкой.

Вик и Малли любили истории про то, как дедушка водил грузовик, а папа ездил с ним, когда был маленький. За обедом Стив расписывал, как спал на подвесной койке в кузове грузовика и как делал уроки, проезжая по длинным тоннелям в итальянских Альпах. Вика очень впечатлило, что папа даже помогал дедушке разгружать огромные контейнеры. Малли не мог поверить, что иногда там были только помидоры — штабеля ящиков с помидорами. Он считал, что столько помидоров не бывает. «Все вы врете», — упрекал Малли.

Эти разговоры неизменно заканчивались нытьем Вика: ему страшно не нравилась профессия отца. С его точки зрения, Стив сделал крайне неудачный выбор. «Ну почему ты не мог стать дальнобойщиком? Что такое “экономист”? Это ску-у-учно! Вон у Чарли папа полицейский. Это даже лучше, чем дальнобойщик, да? Правда?» — Вик переставал ворчать, когда я приносила десерт. Осенью я часто пекла шарлотку с яблоками и черникой. Две яблони в нашем саду плодоносили как сумасшедшие. Чернику мы собирали, гуляя по лесу. Стив учил мальчиков рвать только те гроздья, что висят на самой верхушке куста. «На нижние ветки писают собаки», — объяснял он, чем вызывал у сыновей бурный приступ веселья. Потом, в духовке, эти правильно собранные ягоды лопались и оставляли на бисквите ярко-фиолетовые подтеки.

Лучше всех в нашем доме готовила няня Мейли. Впрочем, она была не просто няней, а верным другом семьи. И вечно баловала нас кулинарными шедеврами. Няня пекла черничные маффины на топленом масле и сдобные булочки с кокосовой стружкой и пальмовым сиропом. По вечерам, приходя с работы, мы со Стивом жадно вдыхали аромат карри с тунцом, щедро приправленного специями и сушеными плодами кисло-сладкой гарцинии, или гораки, как ее называют на Шри-Ланке. Карри булькало на огне в глиняном горшочке, а на соседней конфорке варилась домашняя рисовая лапша.

Стив любил готовить блюда из морепродуктов. В Лондоне мы покупали свежих лобстеров в супермаркете Wing Yip на Северной окружной дороге. Я старалась не смотреть, когда продавец вылавливал из аквариума парочку живых лобстеров, убивал их, рубил на куски и надламывал клешни. Вечером на кухне эти куски лобстера тушились с черной фасолью, имбирем, луком-шалотом и молотым красным перцем. Если клешни были как следует разломаны, соус просачивался внутрь и пропитывал нежнейшее мясо. Стив помогал сыновьям разделать лобстера палочками. Я рассказывала, что, когда была в их возрасте, мои родители часто покупали на рынке в Коломбо целый мешок живых крабов и на обед у нас подавалось крабовое карри — очень, очень острое. А перед обедом взрослые всегда пили кокосовый пунш. У него был мерзкий, какой-то рвотный запах, и мы с кузиной Наташей убегали на террасу и ревели там, потому что нас тошнило. Наши мучения вызывали у мальчиков злорадные ухмылки.

В поисках свежей рыбы мы со Стивом иногда вставали до рассвета и направлялись на рынок в Биллингсгейт. Друзья считали нас ненормальными — надо же, вскакивать в четыре часа утра. Да еще заставлять няню ночевать у нас дома, чтобы можно было спозаранок оставить на нее детей. «А что, нельзя просто сходить в магазин?» — удивлялись они. Им была неведома магия больших рыбных рынков.