Книга Алтарь Святовита - Алексей Борисов

– Игнат, я согласен. Припасов у нас с избытком, пространство позволяет. Пусть Леонид Ильич, тьфу… Соболек с нами идет. Оплата как лоцману, три монетки в день и прохождение порогов полностью на нем. Не подведет?

– Кто? Соболек ― ни в жизнь! Да и мне спокойнее. Сыновья у меня ладные, вот только опыта маловато. Мы со свояком по очереди кормщить будем.

Зачисление в команду произошло незамедлительно. Обрадовавшись, Соболек тем не менее не подал вида, ловко переместился на палубу и после краткого перешептывания с родственником исчез в трюме, устраивая свои вещи. В это время и поведал мне Игнат, насколько важно было для свояка оказаться на судне. Дело было в том, что у рыбака подрастали три дочери, одна из которых по возрасту уже могла выйти замуж, да только скромный доход от ловли рыбы не позволял накопить приличного приданого. Игнат об этой проблеме знал, и когда рассказывал своей жене о том, что отправляется в поход, и сколько будут платить, получил наставление пристроить родича. Вполне возможно, что принятый член экипажа являлся далеко не самым лучшим специалистом водных стихий, но других не было. Впрочем, мы все еще только учились, и любой мало-мальский опыт был просто необходим. Сентябрьским утром «Марта» отчалила от пристани Самолвы. По моим подсчетам, за два-три дня мы должны были пересечь Чудское озеро, выйти к Нарове и шестьдесят восемь верст, семь из которых приходились на Омутские пороги, преодолеть за четверо суток. Еще сутки на то, чтобы перетащить кеч через водопад. Итого через восемь, максимум девять дней выйти в Финский залив. Дальше все зависело от погодных условий. Ориентировочно, во второй половине сентября мы могли стать на якорь в устье реки Перона. Конечно, добираться по полноводной Эмбах до озера Выртсьярва, потом плыть по Тянассилма и через озеро Вильянди, а далее по речкам Раудне и Халисте прямиком до Пярну было гораздо быстрее. Одно но! Вояж должен был быть тайным, а значит, как все нормальные герои мы двинулись в обход.

* * *

Три дня отдыха настолько расслабили литвинов, что Свиртил даже подумывал о продлении выходных хотя бы до полудня. Рать полностью потеряла боеспособность из-за непомерного употребления вина. Где крепким словом, где кулаком, а иногда и холодной водицей, Свиртил сумел поднять, а через четверть часа и построить свое войско. Пошатывающиеся меркурьевцы вскоре были раздеты догола и загнаны в речку, где просидели до посинения, пока не пришли в норму.

– Мне за вас стыдно, ― поучал Свиртил полусотню, прохаживаясь по берегу Самолвы. ― Разве вы похожи на дуб, как я вас просил? Нет! Я вижу лишь жалкий кустарник, который сломает любая девка.

Пристыженные литвины вскоре повылазили из воды, переоделись и после завтрака уже выглядели молодцевато, как раз готовые к смотру. Только теперь они походили на тевтонцев, примерив на себя белые сюрко с черными крестами. Рядышком, в сорока шагах от отряда стояли пять телег, нагруженные провиантом и дополнительным оборудованием, необходимым для обустройства засады с возничими-пруссами. Готовую к походу рать провожал Гюнтер. Он окинул взглядом войско и подъехал к Свиртилу.

– Как окажетесь в Изменке, поверни на юго-запад, да смотри во все глаза. Сдается мне, шпионит там кто-то. Ну а дальше, по обстановке. Удачи.

Есть такое поверье, что желая удачи другу, ты делишься своим благополучием. Видимо, для Гюнтера настал тот момент, когда Фортуна на мгновенье прикрыла глаза. На следующий день в Самолве из плена бежал Рихтер. Попавшие в рабство по решению суда ливонцы работали на лесопилке. С утра и до ночи они таскали тяжелые бревна и складировали доски. По идее, сил у них должно было оставаться только для того, чтобы держать ложку в руках. Но побег имел место быть. Рихтер ушел по воде, похитив рыбацкую лодку и прихватив с собой двух подельников. По горячим следам Трюггви организовал поиски, послал рыбаков к ливонскому берегу, прочесал побережье, и вечером лишь развел руками, когда докладывал Штауфену о результатах.

– Чтоб этот Рихтер в болоте утоп! ― негодовал Гюнтер. ― Остальных пленных, за то, что не отговорили от побега ― пороть!

– Князь, порка ничего не даст, – возразил Трюггви, ― может, казнить их?

– А работать кто будет? Людей и так не хватает. Сделай, как я сказал: десять палок каждому и хлеба им больше не давать. Пусть одну рыбу жрут. Хотя подожди. Эти четверо не побежали, а ведь могли?

– Да. Лодка, что ливонцы увели, могла вместить их всех. ― Немного подумав, Трюггви добавил, показывая рукой на запад: ― Видимо, на той стороне их ничего хорошего не ждет.

– Приведи их сюда. Мысль у меня одна появилась.

Вскоре четверо ливонцев были доставлены к Гюнтеру. Рабы выглядели подавленными и жались друг к дружке, боясь поднять голову, за исключением одного. Явно постарше остальных, он заслонял своей спиной троицу и оказался как раз напротив Штауфена.

– Почему не побежали с остальными? ― спросил Гюнтер.

– Устал бегать, господин. Устал жить впроголодь, надоела такая жизнь. Сбежал бы я, а что дальше? Снова к епископу? Год пахать, сеять, растить хмель, а в итоге у тебя все забирают. Нет, лучше я здесь сдохну.

– Умереть торопишься? ― не ожидая такого ответа, поинтересовался Штауфен.

– Воля ваша, господин. Могу и умереть. Юнцов только пожалейте, это я им сказал на месте сидеть. Рихтер не рыцарь, он убийца. Если б они пошли с ним, точно б сгинули.

– Выходит, – усмехнулся Штауфен, – я тебя еще и благодарить должен, что мое добро спас?

– Ничего вы мне не должны. Это я вам сорок марок должен. Даст бог, отработаю.

Гюнтер постоял с минуту, посмотрел на подвешенный к потолку фонарь, обошел вокруг стола и уселся на стул. По его выражению лица было видно, что появившаяся идея сгорела в синем пламени, но спустя мгновение он щелкнул пальцами, приняв для себя какое-то решение.

– Значит, пахать и сеять. Это хорошо… текущий год вы будете работать на лесопилке, а в мае месяце на том берегу посеешь хмель и станешь его выращивать. Дом тебе построят, о податях у Захара расспросишь. Уводи их, Трюггви.

Свиртил, как и просил его Гюнтер, после переправы повернул на юго-запад, к селению Пылва. Следуя той же самой дорогой, по которой совсем недавно вел переселенцев Воинот. Отъехав от Изменки метров семьсот, от отряда отделился Витовт и поскакал через лужок по направлению к Дерпту, оставляя небольшое болотце, поросшее непролазным кустарником с правой стороны. Спустя час он нагнал своих, привезя связанного мужичка на трофейной лошади.

– Спешил так, ― сообщил Витовт, сбрасывая пленного с коня, ― что даже веревки поперек дороги не заметил. Лошадка хоть и неказистая, однако дурня этого только так скинула.

У пленного стали выпытывать, что да как, да только результат дружеского допроса едва не рассмешил Свиртила. Минут пятнадцать гонец рассказывал, что поехал за лекарем, потом стал уверять, что в Дерпте оставил кошель с деньгами и его надо непременно забрать, а если помогут, то он готов поделиться. Скажи он, что оставил включенным дома утюг, возможно, тогда бы ― поверили. Но на простой мякине литвинов было не провести.