Книга Червонная Русь - Елизавета Дворецкая

– Что там? Не змея? Где? – К ней подбежала обеспокоенная Зорчиха.

– Нет. Это… – Пятясь, Прямислава показала рукой. Тешило, уже держащий наготове палку, глянул и радостно охнул:

– Ой, сморчок! Ну, живем! Ты что, сморчка никогда не видела? А еще есть?

И кинулся к противной сморщенной кучке, хищно растопырив пальцы.

– Это гриб такой, сморчок! – пояснила Зорчиха удивленным девушкам.

– Да разве грибы такие? – усомнилась Крестя.

В монастыре, конечно, видели грибы, но их или покупали на торгу по осени целыми возами, или, что чаще, получали в подарок от богатых богомольцев. Совершив такое приобретение, мать Митродора усаживала всех послушниц чистить грибы для сушки и засолки, так что с видом и свойствами грибов Крестя была знакома. Но такого им никогда видеть не приходилось.

– Они только теперь, в березозол[40], и растут! – рассказывала Зорчиха, глядя, как довольный Тешило раскидывает ворохи листьев. – Их бы со сметаной, вкусные!

– И без сметаны сойдет! – радостно отвечал Тешило. – Молодец девка, что углядела! Горяшки там не видно? – Он вытянул шею и оглядел ближний лес. – Сейчас наберем, и в котел!

– Прокипятить да слить сперва, а то отравишься!

– Не учи, бабка, ученых! Не знал бы, давно бы помер!

Прямислава пожала плечами. Ей никогда не приходилось так голодать, чтобы радоваться любой съедобной малости, даже если та выглядит подобным образом. Горяшки видно не было, и они с Крестей побрели в разные стороны, отыскивая для Тешилы коричневые морщинистые шляпки, которых он вскоре набрал уже полный подол. Грибы кончились, но Прямислава все шла и шла: лесок словно бы сам расступался перед ней, манил идти дальше, словно обещая вот-вот, через три-четыре шага, показать невиданные чудеса. Прямислава вдруг вспомнила о лешем из вечерних повествований Зорчихи, который вот так же заманивает в чащобу и кружит, пока человек не упадет замертво…

Испугавшись, княгиня остановилась и прислушалась, но вокруг царила тишина, точно она и правда уже оказалась в глухой чаще, а не возле опушки, где галдело на луговине почти двухтысячное войско. Прямислава тревожно огляделась: тропы под ногами не было, на буром толстом ковре палых листьев не осталось ее следов, по которым можно было бы вернуться обратно. Во все стороны лес был одинаковым. Зная, что в лесу полагается кричать «ау», Прямислава уже собралась это сделать, но осеклась: среди деревьев мелькнула человеческая фигура. Сначала Прямислава подумала о лешем, потом испугалась на всякий случай, а потом увидела скуластое лицо князя Ростислава.

Она не удивилась: хотя возле опушки располагалось около двух тысяч человек, из всего войска ей должен был встретиться именно он, потому что она думала только о нем. Настороженно глядя на него, она ждала, когда он подойдет, но понятия не имела, что ему скажет. И у него самого вид был странный – отчасти довольный, отчасти нерешительный. Он был словно бы рад, что застал ее здесь, но не был уверен, то ли делает. Его половецкое лицо с этим озадаченным выражением показалось Прямиславе забавным, и она невольно улыбнулась.

– Что это ты в такую глушь забрела, да еще и одна? – Ростислав оживился при виде ее улыбки и тоже заулыбался.

– А кого же мне с собой было взять? – ответила Прямислава, довольная, что она одна: не хватало еще Зорчихе и Кресте смотреть на нее сейчас!

– Ну, няньку…

– Где это у послушниц няньки бывают?

– Ой, да! – Ростислав потер лоб, словно понял ошибку. – Я и забыл…

– Что забыл?

– Что ты… Веришь ли, все поверить не могу! – вдруг признался он, подойдя ближе. – Я ведь тебя вчера не шутя за княгиню принял. Теперь знаю, что ошибся, а все не верю!

– Да какая я княгиня… – Прямислава смутилась и отвернулась. Ей было неловко лгать, но признаваться не хотелось. И в то же время было приятно, что Ростислав никак не желает принимать ее за послушницу.

Ростислав усмехнулся:

– Какая! Много я княгинь видел, ни одна тебе в подметки не годится! Такие красавицы и князьям не всем достаются! Одна коса чего стоит! Если бы не подрясник, прямо русалка! Знаешь, русалки как раз весной по лесу гуляют и молодых парней завлекают.

– Не боишься? – поддразнила Прямислава, сама удивляясь своему задору. – А вдруг русалка защекочет?

– Щекочи! – Ростислав с готовностью подвинулся к ней и хотел обнять, но Прямислава, опомнившись, резво отскочила.

Прижавшись спиной к толстой березе, она смотрела на него, и ее черный подрясник был ужасающе неуместен в этом весеннем лесу.

– В монашки, значит, собираешься? – помолчав, спросил Ростислав. – А не жалко такой молодой в монастырь уходить?

– В монастырь не уходят, а приходят, – важно и даже отчасти надменно поправила Прямислава, повторяя слова игуменьи Евфимии, хотя в душе была полностью согласна с Ростиславом. – Да я уже там, меня игуменья отпустила только княгиню проводить – и назад. Матушка моя уже постриг приняла, скоро и мой черед.

– Матушка? Родная мать?

– Да.

– Что это вы с ней вдвоем надумали? Ну, она старая, ладно, а ты-то?

– После отца наследства осталось… всего ничего. На два подрясника, – повторила Прямислава слова Зорчихи. – Никакой жених не польстился бы. Вот мы обе и пошли в Христовы невесты.

– Ну-ну! – насмешливо одобрил Ростислав, потом вздохнул: – Я понимаю, вам надо было деваться куда-то, но Богу-то нужны разве такие невесты, которые от бедности или с горя к нему приходят? Я вот тоже теперь жених! – с каким-то насмешливым, несерьезным самодовольством продолжал Ростислав.

– Да уж, выросло дитятко! – согласилась Прямислава, скользнув по его крепкой фигуре снисходительно-оценивающим взглядом. Она уже немного привыкла к его внешности, и теперь его скуластое желтовато-смуглое лицо уже не казалось ей таким чуждым, как поначалу.

– Выросло! Как бы не так! – поддразнил ее Ростислав. – Я ведь, душа моя, вдовец уже!

– Уже! – Прямислава глянула на него широко открытыми глазами. Ей как-то не приходило в голову, что он может быть женатым, хотя в его возрасте что-то другое предполагать было бы странно.

– А то ж! Меня в пятнадцать лет повенчали. Года полтора прожили, только я с женой и познакомиться едва успел: то один поход, то другой. А в тот раз из Владимира возвращаюсь – все, говорят, Бог дал, Бог и взял. Простудилась, что ли, три дня, говорят, проболела всего, а уже похоронили и пироги поминальные все доели, как я приехал. Я и лицо-то ее не помню.

– Бедная! – искренне пожалела Прямислава. – Как звали-то ее?

– Мария. Ярославна, Ярослава тмутараканского дочь. Ну, как говорят, что Бог ни делает, все к лучшему. Князь Ярослав-то теперь не тмутараканский, а черниговский, и на кой мне леший черниговская родня? Да и оттуда племянники того и жди прогонят, загонят в муромские леса опять, одна морока от такой родни. Теперь мне бы с Вячеславом Владимировичем породниться. – Ростислав усмехнулся, и непонятно было, шутит он или нет. – Не знаешь, у него еще дочери незамужние есть?