Книга Безумство Мазарини - Мишель Бюсси

В голове у меня билась мысль: да нет же, не показалось, я знаю. У меня нет сомнений.

А бабуля продолжала причитать:

— Не надо было тебе возвращаться на этот несчастный остров. Зря я согласилась, это была не лучшая идея.

Я узнал, что хотел. Она говорила искренне. Я и так не слишком верил в брата-близнеца, и этот след явно вел в тупик.

Я успокоил бабулю Мадлен:

— Ты права. Конечно, это был просто кто-то похожий. Я хотел убедиться. Не волнуйся.

Она еще несколько раз переспросила, уверен ли я, что все в порядке, но мне в конце концов удалось закончить разговор.

Я посмотрел на часы. 13:07.

В лагерь надо вернуться к четырем… Я был в нерешительности. Страшно хотелось есть. Из-за бессонной ночи и кошмарного пробуждения вышло так, что со вчерашнего вечера во рту у меня не было ничего, кроме няниного печенья.

Я огляделся. Никого или почти никого. Лишь кардинал Мазарини стоял посреди площади на своем каменном пьедестале — аккуратно подстриженная бородка, завитые волосы падают на плечи, руки скрещены на сутане, пальцы сжимают пергамент с неразборчивыми надписями. Давно равнодушный к островному хаосу, он невозмутимо смотрел в сторону порта и моря.

А ведь Мазарини прав — в сторону порта!

Я решил полчаса посидеть в «Большом баклане», там самая красивая терраса во всем городе. Время поджимало, и я заказал только салат и панаше[7]. Обвел взглядом террасу и порт — на случай, если покажутся отец Дюваль, Стеф или Йойо, и отчасти чтобы полюбоваться сент-арганскими красотками. Отец Дюваль и остальные должны были насторожиться из-за суеты на острове. Легко представить их реакцию, если они увидят меня на террасе кафе, одного, да еще с бокалом пива.

Терраса «Большого баклана» была почти пуста.

Здесь тоже создавалось впечатление, будто остров накрыло цунами. Я обдумывал, как распорядиться второй половиной дня. Сначала самое главное: сходить на кладбище. Я уже десять дней оттягивал этот момент, сам не знаю почему, но все же мне казалось необходимым сходить на могилу родителей. Совершить паломничество или что-то вроде того. Если, стоя у могилы отца, я буду по-прежнему уверен, что он жив, значит, так оно и есть.

Принесли еду. За восемь с половиной евро — гора зеленого салата, а сверху три редиски и десяток кубиков ветчины. Ворюги! Это и правда разбойничий остров. За ближайшим ко мне столиком сидел красавчик не первой молодости с орлиным взором, отлично одетый, с приросшим к уху мобильником. Он в одиночку расправлялся с огромным блюдом даров моря, запивая белым вином, и уже ополовинил бутылку. Зная, почем у них латук, я с трудом мог себе представить цену лангустинов.

Я невольно прислушивался к тому, что красавчик орал в телефон.

— Да нет же, — вопил он, — я не в Рубиновой бухте. Что я там забыл? Еще бы. Вся пресса страны там. Ага, радио и телевидение. В полном составе. Не протолкнуться. Сенсации надо выуживать в другом месте.

Я заметил, что он держит ручку с логотипом «Островитянина», и обрадовался. Очень удачно.

Журналист продолжал:

— За меня не беспокойся. У меня свои источники. Я внедрился в среду… — И захохотал так, что распугал всех чаек в порту. — Сегодня утром я всех опередил! На острове паника! Хотел бы я посмотреть на физиономии мэра и начальника тюрьмы, когда они читали мою статью. Но нельзя слишком увлекаться. Если отсюда свалят все туристы, я останусь без читателей.

Пауза.

Его, должно быть, о чем-то спрашивали, и он, воспользовавшись передышкой, выхлебал свой бокал белого, потом заорал в ответ:

— Да, да! Массовое бегство. Кемпинги пустеют. У переправы пробка длиной в километр. Паром сегодня уже четыре раза гоняли на континент и обратно. Все бегут. Началось после девяти утра. Еще бы. Детишки не скоро вернутся строить замки из песка в Рубиновой бухте. — Он снова захохотал. — Хоть какое-то разнообразие, можно отдохнуть от Безумства Мазарини. У меня было заготовлено десять страниц. Сам понимаешь, пока придержу.

Я ждал. Мне хотелось задать ему пару вопросов, а другого такого случая не будет. Это знак судьбы. Я давно уже проглотил свой салат и рыгнул пивом с лимонадом, но продолжал ждать, а красавчик все не умолкал. Он уже три четверти часа висел на телефоне. Это и есть работа журналиста? Сплошной треп?

Надо же, а мне эта профессия нравилась.

— Представляешь? — продолжал он. — Впервые за восемь лет у меня раскупили весь тираж. К десяти утра все было продано. Сейчас небольшая передышка. С утра одно интервью за другим. «Франс Инфо», «Европа-1». Может, даже в новостях на Первом канале меня увидишь. И этим надо воспользоваться. Завтра все займутся чем-нибудь другим. Неважно. Для уцелевших я вытащу припасенное Безумство Мазарини. А? Да, верно говоришь, мне надо снова окунуться в среду. — И заржал во все горло. — Ну ладно, пока.

Наконец-то!

Я не дал ему перевести дух, отправить в рот моллюска или налить очередной бокал.

— Вы журналист? Работаете в «Островитянине»?

Похоже, он даже не удивился. Сидел и улыбался. Ничего дядька, довольно симпатичный.

— Больше того, мальчик мой, я главный редактор.

К «мальчику» я уже притерпелся и без предисловий приступил к делу:

— Извините. Я ищу точные сведения, подробности истории, которая случилась на острове Морнезе десять лет назад. Она имеет отношение к археологу Жану Реми, не знаю, говорит ли вам что-то это имя.

Журналист уставился на меня и долго разглядывал, словно какую-нибудь диковину. Я догадывался, о чем он думает. На острове творится что-то невообразимое, сбежали два арестанта, нечто не менее серьезное случилось в Рубиновой бухте, паника, все с утра только об этом и говорят. И тут заявляюсь я с призраками десятилетней давности.

Во взгляде его отчетливо угадывался интерес. Он, бесспорно, был хорошим журналистом. Не отмахивался от неожиданностей. Инстинкт. Мог ведь послать меня подальше, ему сегодня есть чем заняться. Но он явно что-то почуял.

— А почему ты пришел ко мне?

— Я сын Жана Реми. Живу в лагере на полуострове…

Пока я объяснял, он проглотил устрицу.

— Сын Жана Реми. Ну и денек! Труп. А теперь еще и призрак.

Он смотрел на меня, заглатывая следующую устрицу.

— Ты удивишься, но я тебя помню. Ты был совсем мелкий. Забыл, как тебя зовут.

— Колен.

— Ну да, Колен. Так, мальчик мой, у меня сейчас времени нет, сегодня тут полная неразбериха, но ты можешь в любой момент зайти в редакцию. У нас есть все номера за пятнадцать лет, ты покопаешься и, если повезет, узнаешь подробности той истории.