Книга Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро

— Понимаю, отец. Но подозрения все же остаются.

— Довольно симпатичная немолодая женщина, но бывает утомительной. Если я у нее единственный посетитель, она стоит рядом и говорит, говорит, пока я не закончу ужинать. К несчастью, других подходящих заведений, где можно было бы поесть, поблизости нет. Знаешь, Эцуко, если бы ты научила меня готовить, как обещала, мне бы не пришлось терпеть таких, как она.

— Но толку от моего учения не будет, — засмеялась я. — Отцу в жизни этого не усвоить.

— Ерунда. Ты просто боишься, что я тебя превзойду. Ты, Эцуко, сущая эгоистка. Постой, — он опять взглянул на открытку, — что же мне все-таки сказать этой пожилой даме?

— Вы помните миссис Фудзивара? — спросила я. — Теперь она владелица закусочной. Недалеко от бывшего отцовского дома.

— Да, я об этом слышал. Очень жаль. Это она-то — с ее положением — и хозяйка закусочной.

— Но ей это очень нравится. У нее есть ради чего трудиться. Она часто о вас спрашивает.

— Очень жаль, — повторил Огата-сан. — Ее муж был видным человеком. Я его глубоко уважал. А теперь она — хозяйка закусочной. Нечастый случай. — Он с озабоченным видом покачал головой. — Я бы зашел к ней засвидетельствовать почтение, но она, надо полагать, сочтет это не совсем удобным. В ее нынешних обстоятельствах, я хочу сказать.

— Отец, она вовсе не стыдится того, что содержит лапшевню. Она этим гордится. Говорит, что всегда хотела заниматься бизнесом, пускай самым скромным. Думаю, она будет в восторге, если вы ее навестите.

— Ты говоришь, ее закусочная в Накагаве?

— Да. В двух шагах от вашего старого дома. Огата-сан, казалось, минуту-другую что-то обдумывал. Потом повернулся ко мне:

— Так, Эцуко, правильно. Давай-ка пойдем и нанесем ей визит.

Он быстро нацарапал несколько слов на открытке и вернул мне ручку.

— Отец, вы намерены отправиться прямо сейчас? — От его внезапной решимости я слегка оторопела.

— А почему бы нет?

— Очень хорошо. Надеюсь, она угостит нас обедом.

— Что ж, возможно. Но у меня нет ни малейшего желания причинять этой доброй женщине неловкость.

— Она будет рада, если мы у нее отобедаем.

Огата-сан кивнул и, немного помолчав, раздумчиво произнес:

— Собственно говоря, Эцуко, я и сам подумывал побывать в Накагаве. Мне бы хотелось повидать там одного человека.

— Вот как?

— Любопытно, будет ли он в это время дома.

— Кого же вы хотели бы посетить, отец?

— Сигэо. Сигэо Мацуду. С некоторых пор намереваюсь нанести ему визит. Быть может, он обедает дома, и тогда я смогу его застать. Это было бы предпочтительней, чем беспокоить его в школе.

Огата-сан в некоторой растерянности поглядел на статую. Я молчала, глядя на открытку, которую он вертел в руках. Наконец он хлопнул себя по коленям и поднялся со скамейки.

— Верно, Эцуко, давай сейчас же приступим к делу. Сначала попробуем навестить Сигэо, а потом заглянем к миссис Фудзивара.

В трамвай до Накагавы мы сели, видимо, около полудня; в вагоне было тесно и душно, улицы запруживали толпы, как обычно во время обеденного перерыва. Но чем дальше от центра города, тем становилось немноголюдней, а на конечной станции в Накагаве прохожих почти не было видно.

Сойдя с трамвая, Огата-сан в задумчивости принялся гладить подбородок. Неясно было, доволен ли он тем, что снова оказался в этих краях, или же просто пытается припомнить дорогу к дому Сигэо Мацуды. Мы стояли на забетонированной площадке в окружении пустых трамвайных вагонов. Воздух над нашими головами был исчерчен путаницей черных проводов. Слепящее солнце ярко сверкало на разноцветных боках трамваев.

— Ну и жара, — заметил Огата-сан, утирая лоб. Потом двинулся в сторону домов, вытянувшихся в ряд от дальнего края трамвайного тупика.

Местность за годы изменилась не слишком. Мы шли по узким извилистым улочкам — то крутым, то покатым. Дома — некоторые из них были мне знакомы — располагались там, где позволял холмистый ландшафт; одни кое-как лепились на склонах, другие еле умещались в невзрачных углах. Со многих балконов свисали одеяла и выстиранное бельё. Мы проходили и мимо домов, имевших более импозантный вид, но среди них не было ни прежнего дома Огаты-сан, ни дома, в котором я жила когда-то с родителями. Мне даже подумалось, что Огата-сан, вероятно, намеренно выбрал кружной путь, чтобы они нам не попались.

Наше путешествие едва ли длилось дольше пятнадцати минут, однако утомительное чередование спуска с подъемом под жарким солнцем вскоре дало о себе знать. Остановившись где-то посередине дороги, круто ведшей вверх, Огата-сан повел меня в тень раскидистого дерева, ветви которого нависали над мостовой. Там он указал мне на приятный с виду старый дом, стоявший по другую сторону улицы: пологие скаты его крыши были выложены в традиционном стиле кровельной черепицей.

— Это дом Сигэо. Я хорошо знал его отца. Насколько мне известно, его мать до сих пор живет с ним.

Сказав это, Огата-сан вновь, как и после высадки из трамвая, принялся поглаживать себе подбородок. Я, выжидая, молчала.

— Очень возможно, что его нет дома, — продолжал Огата-сан. — Наверняка он проводит обеденный перерыв в комнате для персонала с коллегами.

Я по-прежнему молчала. Огата-сан, стоя рядом со мной, смотрел на дом. Наконец он произнес:

— Эцуко, а как далеко отсюда до миссис Фудзивара? Ты себе это представляешь?

— Несколько минут ходьбы.

— Знаешь, я подумал, может, лучше тебе пойти вперед, а там мы с тобой встретимся. Это, наверно, самое лучшее.

— Хорошо, как пожелаете.

— Нет, я как-то неосмотрительно поступил.

— Я крепко держусь на ногах, отец.

Он хохотнул, потом снова поглядел на дом.

— Думаю, так будет лучше. Тебе надо пойти вперед.

— Хорошо.

— Надеюсь, не задержусь. А собственно, — он опять бросил взгляд на дом, — собственно, почему бы тебе и не подождать, пока я буду звонить. Увидишь, что меня впустили, — отправишься к миссис Фудзивара. Да, очень уж неосмотрительно я поступил.

— Все как надо, отец. Выслушайте внимательно, а то в жизни не доберетесь до закусочной. Помните, где у врача был приемный кабинет?

Но Огата-сан больше не слушал. На противоположной стороне улицы отворилась калитка, и на дороге появился худощавый молодой человек в очках. На нем была рубашка с закатанными рукавами, в руке он держал портфель. Ступив на солнцепек, он слегка прищурился, потом склонился над портфелем и начал в нем рыться. Сигэо Мацуда выглядел похудевшим и помолодевшим с тех пор, когда мне изредка доводилось его видеть.

Глава девятая

Сигэо Мацуда защелкнул портфель и, рассеянно оглядевшись вокруг, перешел на нашу сторону улицы. Мельком взглянул на нас и, не узнавая, двинулся дальше.