Книга Колдун. Сквозь века. - Елена Синякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда ж мне понимать все это, когда я не знала от тебя ни любви, ни страсти! Только на нее ты смотришь, только ее перед собой и видишь…
— МОЛЧИ!
Ахнув, я повалилась на пол, оттого что брат швырнул меня с силой и яростью, кинувшись к жене и принявшись душить ее, вопя что-то, когда я понимала, что мы его не одолеем, и эта ночь закончится большой трагедией.
Слишком острые и кричащие эмоции бурлили сегодня в брате, чтобы он смог успокоиться сам.
Вскакивая неловко на ноги, и не ощущая больше ни боли, ни страха, я металась по дому в поисках хоть чего-нибудь, чем могла бы огреть его со спины, с ужасом слыша, как невестка захрипела и застучала руками и ногами об пол, а я всхлипнула, понимая, что ничего не могу поделать, даже если повисну на шее брата, хоть и не хотела его касаться.
Какие-то жуткие, шальные мысли были в моей голове о том, что если он убьет ее, то я останусь с ним один на один, уже не уверенная в том, что он задушит меня так же…что не попытается стереть с моего тела отметины Черного. Своими.
— Беги! — прохрипела невестка из последних сил, когда ее глаза стали красными от недостатка кислорода, а я кидалась на ненавистную спину брата, рыдая и проклиная его силу в этом тщедушном теле, когда послышался вой.
Пробирающий до самых костей.
Жуткий, низкий.
Он словно крался через землю, ночь и мрак, как призрак из страшных сказок в зимнюю ночь, когда свет луны становится голубым от мороза и душа леденеет от ужаса.
Настолько близко, словно волк стоял на пороге, давая лишь секунду на спасение, прежде чем нас всех настигнет страшная мучительная смерть.
У меня волосы встали дыбом и перехватило дыхание от этого звука, когда он повторился и послышалось звериное тяжелое дыхание, от которого шел пар, что пробирался через тонкие щели в двери, когда стало ясно до дрожи, что волк действительно стоит прямо на пороге.
Волки давно стали проблемой на голову всех сельчан.
Они не боялись людей, и для тех, кто жил на окраине деревни неподалеку от черного леса стали настоящим наказанием, перетаскав всю домашнюю животину.
Никто из мужчин не решался войти в черный лес, чтобы отследить стаю, а волки жили и плодились, становясь самым настоящим кланом.
Я часто слышала их вой ночами, от которого забиралась с головой под шкуры, плотно закрывая глаза.
Часто слышала рассказы охотников о том, насколько эти животные умны и хитры, и как стоят друг за друга горой, что можно поучиться и людям.
Только никогда еще волки не заходили так глубоко в деревню.
И не стояли на пороге, вселяя такой ужас, что все в доме застыло, включая брата, который обернулся затравленно на дверь, и его взгляд заметался по дому в поисках того, чем можно защититься от зверюги.
Зверь рыкнул еще раз, словно приказывал открыть, или давал последний шанс сделать это по собственной воле, когда мои ноги подкосились, и я опустилась на пол, слыша теперь, что он не один, и страшный вой со всех сторон буквально заложил уши.
Казалось, вся наша деревня в кольце, из которого никто не выберется живым.
Сколько же их там было?
Двадцать? Пятьдесят? Или несколько сотен?
— Чертовщина какая-то! — прошипел брат, откидывая от себя едва дышащую жену, и я быстро подползла к невестке, глотая слезы, и боясь прикоснуться к ее горлу, на котором уже сейчас проступили уродливые отметины от пальцев брата.
И все по моей вине.
— …он не даст тебе жизни, Марьяна, — прошептала она хрипло. — Беги, как только будет возможность, и никогда не возвращайся.
— Куда я убегу? — всхлипнула я растерянно, дрожащими руками убирая спутанные волосы с ее измученного бледного лица, на котором были синяки от побоев и кровь. — У меня нет никого кроме вас и этого дома.
— Раз следы эти есть, то есть и тот, кто защитит, — прошептала она в ответ твердо, прикрывая устало ресницы, когда брат снова что-то закричал, переворачивая остатки грубо сколоченной мебели в поисках топора или ножей, затихая, потому что зверь никуда не уходил и снова взвыл за дверью.
Но когда этот жуткий, леденящий душу вой перешел в рычание, страшно стало даже брату.
Я отчетливо видела, как расширились его зрачки от паники, когда он отрывисто махнул нам рукой:
— Уйдите в самую дальнюю часть дома! Спрячьтесь и не высовывайтесь! Я с вами позже разберусь!!!
Мы все подпрыгнули, когда дверь неожиданно заскрипела и словно застонала от собственного хруста, ввалившись прямо в дом, и впуская клубом синего пара мороз с улицы, который тут же пробрался в каждый уголок, щупая своими костлявыми колючими пальцами под тонкой одеждой, что не могла согреть или спрятать от глаз обнаженное тело.
Только не от холода бросало в дрожь.
От вида волка, который стоял на пороге, настолько огромный, что его голова была в рост человека, хоть он и стоял на четырех лапах.
Весь черный, словно сама тьма и непроглядная ночь.
…только глаза синие-синие.
— …так вот почему тебя Черным называют, — прошептала я едва слышно, зная, что он услышит меня, и рассматривая распахнутыми глазами того, кто пришел в новом обличии, показав себя, под хриплый испуганный шепот невестки за спиной:
— Волколак!
А я смотрела на него и теперь понимала, почему всегда его образ казался мне таким хищным.
И его острый нос, и заостренные кончики ушей, почти как у сказочных эльфов, и то, как он мог то рычать, то урчать, порой издавая звуки, которые простой человек не сможет повторить.
Но теперь все встало на свои места.
И его сила, и нечеловеческие способности, и особенности облика, но самое главное — его необычные глаза и зрачки, но меня накрыло какой-то волной покоя.
Вот он! Мой колдун! Черный!
Смотрит своими синими глазами, рассматривая из волчьей черной морды, мех которой уже был так знаком мне тем, что именно такой я перебирала пальцами на тяжелой теплой накидке, каждый раз, когда он приходил во сне, или наяву.
Все в этом огромном, нереальном звере было так дорого и мило моему сердцу, что его звериный облик не пугал, а порождал в душе хрупкую надежду на то, что все еще может быть хорошо, даже если брат отшатнулся назад, роняя топор, потому что никогда не верил ни в Чернокнижника, ни в опасности черного леса, встретившись вдруг нос к носу с угрозой самой страшной и смертоносной, что стояла на пороге, рассматривая нас своими совсем не звериными глазами.
Но теперь, вглядываясь в эти глаза, я понимала, что пощады не будет.
Он бы никогда не вышел из леса в этом обличии, если бы не услышал моих криков, не почувствовал мою боль на каждом участке тела, которого его руки и губы касались так любовно и горячо, и вот теперь кто-то посмел тронуть так болезненно и жестоко, тоже оставляя на мне свои следы.