Книга Счастливая странница - Марио Пьюзо

Наконец он увидел пациента, распростертого на кровати. Как будто не буянит. Доктор Барбато смерил ему пульс и давление. Хватит и этого. Спокойное, заострившееся лицо скрывало чудовищное напряжение духа. Доктор слыхал о подобных случаях от старых коллег. Великолепие новой страны часто оказывалось невыносимым для мужчин, для женщин же – никогда. Мужчины-итальянцы сплошь и рядом лишались рассудка и проводили остаток дней в изоляции, словно, покидая родину, они выдирали из своей души какой-то жизненно важный корень.

Доктор Барбато знал, что надо предпринять:

Фрэнка Корбо необходимо госпитализировать, ему требуется длительный покой, отдых от напряжения.

Однако этому человеку надо работать, кормить детей. Что ж, придется рискнуть, причем всем. Доктор Барбато продолжил осмотр больного. Отогнув простыню, он удивленно уставился на его изуродованные ноги; его охватил почти суеверный страх.

– Как же так вышло? – спросил он по-итальянски. Голос его был вежливым, но твердым: он требовал объяснений.

Отец приподнялся и снова накрыл ноги.

– Это не ваша забота, – отрезал он. – Ноги меня совсем не беспокоят.

О, да он враг!

– Значит, все дело в головных болях? – молвил врач.

– Да, – кивнул отец.

– Как давно они вас беспокоят?

– Всю жизнь, – был ответ.

Делать здесь было нечего. Доктор Барбато прописал сильное успокоительное и стал терпеливо ждать, пока мать сходит в другую комнату и достанет там из тайника деньги. Конечно, он чувствовал себя при этом не совсем в своей тарелке. Ему всегда хотелось, чтобы люди, платящие ему деньги, были поприличнее одеты, чтобы все происходило в окружении более достойной мебели. Но тут его взгляд упал на радиоприемник, и угрызения совести мигом исчезли. Если они могут позволить себе такое излишество, значит, им по карману и хворать.

На следующей неделе Фрэнк Корбо вышел на работу. Теперь он чувствовал себя не в пример лучше.

Время от времени он стонал и бранился по ночам, однако продолжалось это каких-то несколько минут; после полуночи он, как правило, опять засыпал.

Но не прошло и недели, как он явился домой в разгар рабочего дня. Стоя в дверях, он объяснил жене:

– Padrone «Хозяин (ит.).» отправил меня домой. Я слишком болен, чтобы работать. – Сказав это, он, к ужасу Лючии Санты, зарыдал.

Она усадила его за стол на кухне и напоила кофе.

Он и впрямь донельзя исхудал. Теперь он говорил с ней так, как не говорил никогда после первого года их брака. Он испуганно спросил ее:

– Неужели я настолько болен? Padrone говорит, что у меня что ни минута, то перерыв, и что я забываю про машину. Еще он сказал, чтобы я хорошенько отдохнул, а потом пришел к нему. Но я совсем не так сильно болен, мне уже лучше, я держу себя в руках. Я теперь в порядке. Разве не так?

На это Лючия Санта ответила:

– Не беспокойся о работе, тебе действительно лучше отдохнуть. Тебе надо поправиться. Сегодня сходи прогуляйся, своди Лену в парк. – Она взглянула на его понурую голову. Так лучше ему или хуже? Ей не оставалось ничего другого, кроме ожидания дальнейших событий.

Когда он уходил с малышкой Леной на прогулку, она сунула ему доллар на сладости и сигары. Она знала, что он предпочитает, чтобы у него в кармане имелись деньги, и хотела его порадовать. Он долго отсутствовал и вернулся только к ужину.

Семья в полном составе восседала за столом: Октавия, Ларри, Винсент, Джино, Сал. Все уже знали, что отец лишился работы, и были удручены этим известием. Однако он вел себя спокойно, даже примерно, помогал жене, и все облегченно перевели дух. Видимо, огорчение из-за потери работы вымело у него из головы всю остальную дурь. Завязался легкий разговор. Ларри дурачил братьев, утверждая, что тараканы на стене затеяли игру в бейсбол; стоило Салу и Джино обернуться, как он стащил с их тарелок несколько картофелин. Октавия держала Лену на коленях и кормила ее с ложечки. Винни наблюдал за остальными. Его-то Ларри не проведет! Когда мать проходила мимо него, он тронул ее за платье, и она наполнила его тарелку первой.

Дождавшись, пока все поднимутся из-за стола, Лючия Санта спросила мужа, пойдет ли он в молитвенный дом. Он ответил, что больше не нуждается в мистере Колуччи. Мать изумилась: разве возможно, чтобы ее муж, которому вечно не хватало изворотливости, отчего страдала вся семья, просто использовал Колуччи ради получения работы? Тогда при чем тут болезнь? Здесь гнездилось противоречие, не дававшее ей покоя.

Позже, когда пришло время ложиться спать, Лючия Санта устроилась на кухне и приготовилась шить до полуночи.

Теперь ей хотелось оставаться одетой и в боеготовности на случай очередного приступа у супруга.

Если до полуночи ничего не произойдет, она спокойно уляжется спать: опасность миновала.

Фрэнк Корбо взглянул на нее и с неуклюжим участием, заменявшим у него нежность, сказал:

– Иди. Отдохни хоть немного. Я еще чуть-чуть пободрствую, а потом тоже лягу.

Она догадалась, что он тоже боится ложиться до полуночи. Было около одиннадцати вечера. Все остальные уснули; Ларри отправился на работу. Лючия Санта испытала громадное облегчение и гордость из-за того, что ее ожидания оправдались. Ему становится лучше. У мужчин случаются такие приступы, но со временем они проходят.

– Сейчас, только закончу, – согласилась она.

Наблюдая, как она шьет, он выкурил сигару, а потом налил ей рюмочку вина и даже сам выпил, хотя это запрещалось религией Колуччи. После полуночи оба улеглись. Крошка Лена спала между ними. В кромешной тьме, в самое глухое ночное время, Лючия Санта проснулась от того, что муж размеренно, звонко повторяет:

– Что это за кукла между нами? Скорее, не то я выброшу ее в окно.

Лючия Санта обхватила рукой спящую крошку и спросила тихо, но настойчиво:

– Фрэнк, что с тобой? Что случилось? – Она все еще не опомнилась после сна и ничего не могла сообразить.

Отец спросил ее с угрозой в голосе:

– Зачем ты положила между нами эту куклу?

Лючия Санта перешла на шепот, чтобы не переполошить семью:

– Фрэнк, Фрэнк, это же твоя дочка! Очнись, Фрэнк!

Последовала продолжительная тишина, но Лючия Санта уже не смела закрыть глаза. Неожиданно кровать заходила ходуном.

Он взвился, как ангел-мститель. Спальню и гостиную, где ночевали дети, залил свет. Отец успел одеться. Его лицо почернело от ярости, голос прогрохотал, как громовой раскат:

– ВОН ИЗ ДОМА! УБЛЮДКИ, СУКИНЫ ДЕТИ! ВОН ИЗ ЭТОГО ДОМА, ПОКА Я ВАС НЕ ПЕРЕДУШИЛ!

Мать соскочила с кровати в одной ночной рубашке, прижимая к груди дочь, бросилась в гостиную и велела перепуганным Джино и Винсенту:

– Скорее одевайтесь, берите Сальваторе и марш к тетушке Лоуке! Быстрее!