Книга Вампитеры, фома и гранфаллоны - Курт Воннегут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому я и говорю: «Мир и почет вам, мадам Блаватская». Меня восхищает и радует обстоятельство, что некоторое время она являлась гражданкой США. Конечно, то бюрократическая деталь.
Какой бы экзотически странной ни была та женщина, в ней было особое очарование: она считала, что все люди – ее братья и сестры, а сама она – гражданин мира. И, кроме прочего, она сказала следующее:
Вечная память!
Ранние белые исследователи западного побережья Африки оставили карты, на которых значилось: «Королевство Биафра». Никто толком не знает, где оно располагалось, что у него были за законы, какие искусства там развивались, какими инструментами пользовались люди. Ни о королях Биафры, ни о королевах не сохранилось ни одной легенды.
Что же касается «Республики Биафра», то здесь мы знаем достаточно много. Это была нация, ее общая численность превосходила совокупное количество населения Ирландии и Норвегии. 30 мая 1967 года она провозгласила свою независимость. 17 января 1970 года Биафра на условиях безоговорочной капитуляции сдалась Нигерии – стране, от которой хотела отколоться. В том мире у Биафры было мало друзей, а среди ее врагов значились Россия и Англия. Враги Биафры особое удовольствие находили в том, что называли эту нацию «племенем».
«Какое-то племя».
Биафрианцы были в основном христианами. Они говорили на каком-то особо певучем варианте английского языка. Основу их экономики составляло свободное городское предпринимательство. Свою донельзя слабую валюту биафрианцы уважали.
Мелодией национального гимна Биафры стала «Финляндия» Яна Сибелиуса. Экваториальная страна восхищалась жителями северной Финляндии, что те сохранили свою независимость, несмотря на обстоятельства, которые были против них.
Биафра утратила свободу, и я был в самом центре событий, когда рушились ее фронты. Я прилетел туда из Габона 3 января, на «Ди-си-6», зафрахтованном «Каритас», римско-католической благотворительной организацией, среди мешков с кукурузой и бобами, в окружении пакетов сухого молока. Улетел же я через шесть дней на пустом «Ди-си-4» французского «Красного Креста». То был последний самолет, по которому не стреляли.
Там, в Биафре, я видел пьесу, выражавшую состояние духа защитников страны в последние дни ее существования. Действие происходило в древние времена, в доме врача. Луны не было видно несколько месяцев, и урожай погиб. Есть стало нечего. Люди принесли жертву богине плодородия, но жертва была отвергнута. Богиня объяснила причину: люди недостаточно бескорыстны и храбры.
Перед началом спектакля на древней маримбе сыграли национальный гимн. Похоже, такие же инструменты в свое время звучали при дворе биафрских королей. Чернокожий человек, игравший на маримбе, был обнажен по пояс и сидел на сцене на корточках. Он был композитором. Кроме того, у него была степень доктора Лондонской школы экономики.
Такое вот племя!
В Биафру я отправился с еще одним романистом, моим старым приятелем Вэнсом Бурджейли, а также с мисс Мириам Рейк, которая являлась нашим гидом. Мисс Рейк была главой комитета в защиту Биафры, который уже отправил в страну несколько американских писателей. Она оплачивала нашу поездку.
Впервые я встретил ее в аэропорту Кеннеди, мы должны были вместе лететь в Париж. Был канун Нового года. Я угостил мисс Рейк бокалом шампанского, хотя она и возражала, заявив, что за это должен заплатить комитет. Оказалось, что у нее докторская степень по английской литературе, она была также пианисткой. Ее отец Теодор Рейк, знаменитый психоаналитик, умер за три дня до нашей встречи.
Я сказал Мириам, как мне жаль, что он умер, и как мне понравилась в свое время одна из его книг «Слушать третьим ухом».
Теодор Рейк был тихим добрым евреем, успевшим вовремя уехать из Австрии. Еще одна его знаменитая книга – «Мазохизм и современный человек».
Я попросил Мириам подробнее рассказать о комитете, бенефициаром которого я являлся, и она призналась, что весь ее комитет – это один человек, она сама. Это была высокая, красивая женщина тридцати двух лет. Мириам объяснила, что образовала комитет, потому что ее начинало тошнить от прочих организаций, которые помогали Биафре. В этих организациях состояли множество людей, совершавших в свое время различные гнусности. И теперь они хотят лицемерно прикрыть свою вину якобы добрыми делами. Что касается Мириам, то ее вдохновляет величие народа Биафры, а не то ужасающее положение, в каком он оказался.
Она надеялась, что биафрианцы получат от кого-нибудь много оружия – последние модели машин для убийства.
В Биафру она ехала третий раз за год. Ничего не боялась.
Вот это комитет!
Я восхищаюсь этой женщиной, хотя и не питаю к ней особой признательности за то, что она дала мне возможность съездить в Биафру. Это как посетить Освенцим, где еще горят печи. Теперь мне все время не по себе. И, насколько у меня это получится, я всегда буду смотреть на Мириам как на пример для подражания. Но я не собираюсь ввергать своих читателей в обильные слезы по поводу массовой смерти невинных чернокожих детишек, по поводу насилия, сцен мародерства, убийства и прочего. Лучше я расскажу о достойной восхищения нации, которая прожила на свете менее трех лет. De mortuis nil nisi bonum. О мертвых – либо ничего, либо только хорошее.
Я спросил биафрианца, сколько успела прожить их нация. «Три Рождества, – ответил он. – И еще немного». Он не был голодным ребенком. Он был голодным взрослым. Напоминал живой скелет, но держался как настоящий мужчина.
Мы с Мириам подхватили в Париже Вэнса Бурджейли и полетели в Габон, откуда отправились в Биафру. Единственный способ добраться до Биафры – по воздуху, причем ночью. В конце салона было только восемь свободных пассажирских мест. Все остальное пространство самолета было заполнено мешками с провизией. Еда была из Америки. Мы летели над водой, внизу находились русские траулеры. Они отслеживали каждый самолет, направлявшийся в Биафру.
Русские сделали много хорошего: дали нигерийцам бомбардировщики Илюшина, «МиГи» и тяжелую артиллерию. Англичане тоже снабжали нигерийцев артиллерией, а также советниками, танками, бронетранспортерами, пулеметами, минометами и прочими необходимыми вещами, включая боеприпасы.
Америка поддерживала нейтралитет.
Когда мы приблизились к единственному сохранившемуся аэродрому в Биафре, в который было превращено шоссе, по его обочинам зажглись огни, напоминавшие светлячков. Аэродром был засекречен.
Самолет коснулся поверхности шоссе, и огни по его краям моментально погасли, зато пилоты включили носовые прожекторы. Самолет замедлил бег, свернул в сторону с посадочной полосы, прожекторы погасли, и все опять погрузилось в кромешную темноту.
В толпе, окружившей самолет, были видны только два белых лица. Одно принадлежало священнику церкви Святого Духа, второе – врачу из французского «Красного Креста». Врач руководил госпиталем для детей, страдавших квашиоркором, – тяжелой формой дистрофии, вызванной недостатком белка.
