Книга Казанова - Герман Кестен

Анриетта пожелала, чтобы швея обедала с ними. Казанова далАнриетте кошелек с пятидесятью цехинами на карманные расходы. Он выступал какмиллионер. Венгерский капитан, которого Анриетта звала папочкой, три дняприходил на обед.

«Не тратишь ли ты слишком много?», спросила Анриетта, когдаон купил ей четвертое платье. «Если для того, чтобы завоевать мою любовь, то тызря теряешь деньги, потому что сегодня я люблю тебя так же, как и вчера, ивсегда всем сердцем. Если ты не богат, то я стану упрекать себя.»

«Дозволь мне иллюзию богатства! Не думай, что можешь меняразорить. Ты рождена для моего счастья. Обещай лишь не покидать меня.»

«А ты свободен? Я — нет. Если меня обнаружат — это конец. Ксчастью, никто не знает меня в Парме. Офицер в Риме был моим тестем, и вез меняв монастырь. Поэтому я убежала с венгром, оценившим меня в десять цехинов. Мнеказалось долгом отвечать на его ласки, которые он предпринимал вероятно тоже изчувства долга, невзирая на свое здоровье. Только в Парме и только с тобой ястала счастлива. Большего я не хочу рассказывать.»

После счастливой ночи они были влюблены как никогда. ОбАнриетте, которой Казанова поклоняется, он делится с читателем каждойэротической деталью (если они не сокращены издателем). «И так мы горели тримесяца в радостном упоении счастья.»

В девять утра явился учитель итальянского, учтивейшийчеловек «превосходно образованный на старомодный манер». Очевидно, уже с 1749он в образовании пошел под гору.

У портнихи Казанова узнал, что дядя ее мужа — настоятельсобора по имени Казанова. Таким образом эта портниха тоже была его двоюроднойтеткой.

Учитель итальянского уверял, что мадам обладает весьмаобширным образованием и знает геральдику, сферическую геометрию, историю игеографию.

Его звали Валентин де ла Айе и по его словам он был инженери профессор математики. В жизни Казановы он сыграл заметную роль. Двадцать тригода спустя аббат Боллини писал Казанове: «Де ла Айе стал глухим и проповедуетмораль в кофейнях.»

Казанова особенно любил Анриетту за ум. Человек, который неможет все двадцать четыре часа в сутки делать женщину счастливой, не имеетправа обладать такой женщиной, как Анриетта. С ней Казанова стал абсолютносчастливым, а в разговорах с ней счастливее, чем в ее объятиях. Она быланачитанна, обладала логикой математика и грацией ребенка. Ее смех придавал еезамечаниям налет фривольности. Даже неумные люди в ее обществе становилисьостроумными. Она завоевывала все сердца.

В общем, говорит Казанова, он мало ценит красоту, несопровождаемую умом. Остроумная дурнушка могла удерживать его дольше, чемглупая красавица. При этом он не был феминистом, не любил ученых женщин, и былубежден, что ни одна женщина не преуспеет в науке так, как мужчина.

Анриетта все еще носила форму. Когда портниха принесла новоеплатье, Казанова не решился присутствовать при превращении, пошел прогуляться иво французской книжной лавке встретил господина 38 лет в парике с буклями,Мишеля Дюбуа-Щательерольта, гравировщика, который был директором монетногодвора герцога Пармы, хотя герцог и не имел собственной монеты. Казанова целыйчас болтал с господином, показавшим ему многие свои гравюры.

В гостинице его уже ждал венгр, пришедший к обеду. Дверьотворилась. Очаровательная дама грациозно приветствовала их. Капитан и Казанова«потеряли всякое самообладание».

«Разве я не та же самая?», спросила Анриетта.

Казанова хотел пасть к ее ногам, чтобы вымолить прощение занедостаток почтения прежде. Добрый капитан вначале окаменел и смотрел не неесмущенно, а потом беспрерывно благоговейно кланялся. Она блестяще игралахозяйку дома, обращаясь к капитану как к другу, а к Казанове как к любимомусупругу.

Театрал Казанова был восхищен этой сценой преображения.

Счастье было слишком совершенно, чтобы длиться долго. Музыкабыла ее страстью. Но она никогда не слушала итальянскую оперу. Она боялась бытьслучайно узнанной, и он взял ложу во втором ярусе, где не зажигали свечей.Давали комическую оперу Буранделло. Она восхищалась финалом и Казанова досталноты. Он хотел купить клавир, но она не играла.

На четвертый или пятый раз в их ложу пришел Дюбуа. Казановаего не представил, но заказал золотой медальон. Когда на следующий день онисидели за столом с де ла Айе, Дюбуа принес медальон и его представил де ла Айе.

Через месяц Анриетта бегло говорила по-итальянски. Казановаже выучил с ней французский больше, чем с Далакуа в Риме. Они десятки разходили в оперу, но не заводили знакомств, выезжали на прогулки в коляске, но нис кем не заговаривали. Де ла Айе ежедневно обедал с ними, часто заходил Дюбуа.

«Анриетта философствовала лучше, чем Цицерон в Тускулануме.»Они жили лишь друг другом и не скучали ни минуты.

Когда закончился оперный сезон, Дюбуа пригласил их наконцерт в свой дом. Среди господ сплошь среднего возраста Анриетта былаединственной дамой. Когда закончил играть виолончелист, Анриетта попросилапопробовать его инструмент. Казанова побледнел от ужаса. Но она повторила номервиртуоза, вызвав всеобщие аплодисменты, и сыграла еще шесть пьес. Казанова былвосхищен и в некоей лихорадке должен был выйти в сад, чтобы там заплакать.Переход от страха к радости был слишком силен. Она рассказала, что выучиласьиграть в монастыре, причем по приказу настоятельницы девушки могли играть навиолончели лишь в каком-то странном положении. На следующее утро он купилвиолончель. Ее игра очаровала его.

Несколько недель спустя они с Дюбуа поехали в Колорно, где вчасть двора был иллюминирован парк. На вечерней прогулке с ними заговорилкавалер из свиты инфанта Луи и спросил Анриетту, не имеет ли он чести быть еюузнанным. Анриетта отрицала. Позднее Дюбуа сообщил, что господин д'Антуандумал, что узнал Анриетту. С глазу на глаз она сказала Казанове, что д'Антуан —знаменитое имя в Провансе. Она стала неспокойна. Казанова предложил уехать вГеную, а потом в Венецию. Она колебалась. Через четыре дня курьер принес письмогосподину де Фарузи и подождал ответа. Д'Антуан просит встречи у Казановы, гдепередаст ему запечатанное письмо для госпожи д'Арчи. Он просит прощения уКазановы за этот шаг. Если господин д'Антуан заблуждается, то госпожа д'Арчиможет не отвечать.

Она возбужденно читала письмо. В нем было четыре страницы.«Не думай обо мне дурно, милый друг», сказала она, «но честь двух семействтребует, чтобы я не показывала тебе письмо. Я вынуждена встретиться сгосподином д'Антуаном, который утверждает, что является моим родственником.»

Казанова воскликнул: «Итак, начинается последний акт! О, я,несчастный!»

«Сдержись», просила она, «и пригласи письмом господинад'Антуана назавтра в три часа. На несколько минут ты оставишь нас одних. Господинд'Антуан знает всю мою историю, мои упущения. Если он не примет все моиусловия, я не стану возвращаться во Францию и мою дальнейшую жизнь посвящутебе. Но если я сочту необходимым расставание, мы оба должны быть сильными.Верь мне. Я возьму себе большую долю несчастья, если отрекусь от наверноеединственного человека, которого нежно любила.»