Книга Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

и бессмертной души, либо у рыб тоже есть такая душа — два одинаково нечестивых предположения»;3 Философы с радостью согласились. Аббат Сигорн в La Philosophie chrétienne (1765) подчеркнул необходимость религии как опоры для морали; чисто светские ограничения лишь оттачивают ум преступников, которые больше не верят во всевидящее око Божье. В 1767 году аббат Майель Шандон опубликовал антифилософский словарь, который выдержал семь изданий. В 1770 году пьер Нонотте, «бывший иезуит, обладающий огромной эрудицией членов этого ордена».4 Эта книга разошлась четырьмя тиражами в первый год и шестью — через восемь лет; в 1857 году Флобер включил ее в книгу для чтения «Эммы Бовари». Аббат Гене защищал Библию с «духом, вкусом, урбанистичностью и образованностью» в «Письмах кельков-евреев» (1776) — письмах, якобы исходящих от ученых евреев; Вольтер признавал, что Гене «кусается до крови».5 Апологеты католицизма, светские и церковные, ежемесячно обрушивали шквал ненависти на философов в журнале «Религия против»; а в 1771 году они начали публиковать «Энциклопедический методолог», более обширный, чем у Дидро, и атакующий каждое слабое место в этой цитадели сомнений.

Материалисты встретили умелого противника в лице Николя Сильвестра Бержье, приходского священника в епархии Безансона. Его «Исследованный деизм» (1765) был «ответом настоящего куратора на савойского викария из воображения Руссо».6 За книгу Certitude des preuves du Christianisme (1767) он получил похвальную грамоту от Папы Римского. В возрасте пятидесяти одного года (1769) он был возведен в каноники в Нотр-Дам-де-Пари и стал исповедником дочерей Людовика XV». В том же году он опубликовал «Апологию христианской религии против автора «Христианизма»» (Apologie de la religion chrétienne contre l'auteur du Christianisme dévoilé) — взрыв против д'Ольбаха. Обрадованная, Ассамблея духовенства назначила ему (1770) ежегодную пенсию в размере двух тысяч ливров, чтобы он мог больше времени уделять защите веры. В течение года он выпустил двухтомник «Examen du matérialisme», ответ на «Систему природы» д'Ольбаха. Он снова указал на то, что разум — единственная реальность, непосредственно известная нам; почему же его следует сводить к чему-то другому, известному только через разум?7 Он обвинил д'Гольбаха в нескольких несоответствиях: (1) барон объявил Бога непознаваемым, но затем применил к материи те качества бесконечности и вечности, которые ему показались непонятными в нашем представлении о Божестве; (2) он принял детерминизм и в то же время призвал людей исправить свое поведение; (3) он приписал религию (а) невежеству первобытного человека, (б) сутяжничеству священников, (в) хитрости законодателей — пусть он сам решает. Аббат отбросил критику Ветхого Завета, объяснив, что человеческие амануэнсы Бога использовали восточные метафоры, поэтому Библию не всегда следует воспринимать буквально. Новый Завет — суть христианства; божественность религии доказывается жизнью и чудесами Христа; однако авторитет Церкви опирается не только на Библию, но и на апостольское преемство ее епископов и их традиции веры. В книге «Исследование христианской религии» (1771) Бержье подчеркнул аргумент, что атеизм, несмотря на исключительные индивидуальности, о которых говорил Байль, разрушит мораль.

Самой яркой фигурой среди клерикальных защитников католицизма во Франции XVIII века был Гийом Франсуа Бертье.8 Поступив в двенадцатилетнем возрасте (1714) в иезуитский колледж в Бурже, он отличился остротой ума, которая не нанесла видимого вреда его благочестию. В семнадцать лет он заявил родителям о своем желании вступить в Общество Иисуса; они посоветовали ему обдумать это в течение года; он обдумал и продолжал упорствовать. В послушничестве в Париже он читал, учился и молился так усердно, что редко уделял сну более пяти часов в сутки. Он развивался так быстро, что в девятнадцать лет его назначили преподавателем гуманитарных наук в Коллеж де Блуа. После семи лет обучения и еще одного года послушничества его отправили в Ренн, а затем в Руан в качестве профессора философии. В 1745 году иезуиты назначили его редактором своего журнала Journal de Trévoux, который в то время издавался в Париже. Под его руководством это периодическое издание стало одним из самых авторитетных в образованной Франции.

Большую часть журнала он написал сам. Он жил в маленькой келье, которая никогда не отапливалась, и работал каждый час бодрствующего дня. Его дверь была открыта для всех, кто приходил; его ум был открыт на все темы, кроме веры, которая согревала его жизнь. Ла Арп, ученик Вольтера, описывал Бертье как «человека, которым все восхищаются ученые за его обширные знания и вся Европа за его скромные добродетели».9 Он обладал обаянием французской вежливости, даже в спорах; он нападал на идеи, а не на характеры, и превозносил таланты своих оппонентов.10 Тем не менее он защищал религиозную нетерпимость. Считая, что католическая церковь была основана Христом, Сыном Божьим, он считал христианским долгом предотвращать любыми мирными средствами распространение религиозных заблуждений; в христианской стране антихристианская пропаганда должна быть запрещена как вредная для нравственного поведения и стабильности государства. Он считал, что «было бы неправильно путать католическую нетерпимость с рвением к преследованию».11 Но он не обещал, что гонения не возобновятся. В 1759 году он ответил философам обвинением в нетерпимости: «Неверующие, вы обвиняете нас в фанатизме, которого у нас нет и в помине, в то время как ненависть, которую вы питаете к нашей религии, внушает вам фанатизм, слишком явные проявления которого немыслимы».1212

Он не признавал универсальной конечности разума. Даже с точки зрения сенсуализма Локка, разум может простираться только до органов чувств; за этими пределами существуют реальности, которые навсегда должны остаться тайнами для ограниченных умов; поэтому «истинный философ ограничивает свой поиск там, куда он не может разумно проникнуть».13 Стремление подвергнуть Вселенную или традиционные и общие верования человечества испытанию индивидуальным разумом — это форма интеллектуальной гордыни; скромный человек примет вероучение своих собратьев, даже если он не может его понять. В редкий момент Бертье предположил, что многие неверующие отвергают религию, потому что она мешает их удовольствиям. Если такие либертины возобладают, предсказывал он, моральный кодекс рухнет, страсти вырвутся на свободу, а цивилизация исчезнет в пучине корысти, чувственности, обмана и преступлений. Если нет свободы воли, то нет и моральной ответственности; «поскольку он [детерминизм] не признает никаких законов, связывающих совесть, единственным виновным будет тот, кто не преуспел».14 Мораль в таком случае была бы просто расчетом целесообразности; никакое чувство справедливости не удерживало бы умное меньшинство от злоупотребления простотой большинства; никакой правитель не чувствовал бы никаких иных обязательств перед своим народом, кроме как не эксплуатировать его по ту сторону революции.15

Бертье, как мы уже видели, приветствовал и высоко оценил