Книга Огненное прикосновение - Линда Ховард

Рейф понимал, что хотя Энни его сама попросила об этом, она испытывает страх, поскольку раньше никогда этого не делала, но у него не было ни слов, ни терпения, чтобы успокоить девушку. Он разжал ее колени и лег сверху, широко раздвинув ее ноги своими мускулистыми бедрами. Тонкий, испуганный крик вырвался у нее, когда она почувствовала неотвратимую его близость.

Рейф чувствовал, как Энни дрожит под ним. Ему стоило большого усилия, боли и пота удержаться от того, чтобы не ворваться в нее, но он сдержался. Он прикоснулся к ее подбородку, и полные страха черные глаза встретились с его взглядом.

– Будет больно, – произнес Рейф.

– Я знаю. – Голос ее был не более чем тонкой паутинкой звука.

– Я не смогу остановиться.

Энни понимала это, чувствуя напряженное отчаяние его тела.

– Я... я не хочу, чтобы ты останавливался.

Он погибал, тонул, последняя сдерживающая его ниточка порвалась. Ее чудесная, горячая энергия вливалась в него, струилась по их обнаженным телам, и он не мог думать, не мог говорить. Ему показалось, что он услышал, как она позвала: «Рейф!», но в его ушах стоял рев, нарастающий со страшной силой, заглушающий все остальное, и он не был уверен, что действительно слышал ее. Рейфа охватила примитивная жажда обладания, жажда отметить ее клеймом своей плоти. Он больше не мог ждать ни секунды. Он протянул руку и раздвинул нежные складки между ее ногами, затем начал протискиваться внутрь ее тела. Он чувствовал сопротивление ее тесного девственного прохода, когда начал растягивать его, ощутил, как хрупкая преграда ее девственности поддалась его напору, а затем он оказался глубоко в ней и наслаждение было таким острым и странно чудесным, как он и предполагал.

Рейф подсунул ладони под ее ягодицы и приподнял, начиная двигаться в ней. Это оказалось очень трудным, потому что лоно было таким узеньким, а ее плоть сопротивлялась ему. Он стиснул зубы. О, черт! Это кончится слишком быстро, но был не в силах остановиться. В пояснице у него защекотало, по телу пробежала мощная судорога, и Рейф выгнул спину с гортанным криком, изливая в нее струю семени, а потом распростерся на ней, обессиленный и опустошенный, не в состоянии пошевелиться.

Возможно, он тотчас же соскользнул в дремоту от усталости, а возможно, сознание его затуманилось, но реальность потеряла четкие очертания. Он остро ощущал Энни, ее женский аромат, кожу, форму ее нежного тела под ним, но все остальное вокруг потеряло ясность и значение. В конце концов Рейф понял, что придавил ее, что слабые конвульсивные движения ее грудной клетки означали попытку вдохнуть воздух, и ему с трудом удалось перенести тяжесть своего тела на локти. Пот заливал глаза, жег их, и, услышав треск горящих поленьев в очаге, он ощутил их жар на обнаженной коже. И еще он увидел отчаяние и боль, отражавшиеся в глазах Энни, которые, не мигая, смотрели в потолок.

Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что он причинил ей боль и что Энни будет сопротивляться повторению этого опыта. Рейф с сожалением осторожно покинул ее тело, прошептав что-то утешительное, но она, по-видимому, его не слышала. Будучи девственницей, Энни понятия не имела об удовольствии, которое могла от этого получить, но он-то, слава Богу, был гораздо опытнее и знал, как переубедить ее и дать ей наслаждение.

Когда он мылся, то увидел кровь Энни на своем теле, и сердце его сжалось от боли. Проклятие, почему он не владел собой лучше?! Он никогда раньше не испытывал такого возбуждения, такого безумия, что не мог остановиться. Это смущало его, и в то же время сердце его бешено билось в груди от волнения. Ему уже не терпелось снова овладеть ею, ощутить блаженство жара, зажигающего все его тело. Он снова смо.чил кусок ткани, вернулся к ней и опустился рядом на одно колено.

Энни вздрогнула, когда Рейф вышел из нее: отчасти она была благодарна, что это закончилось, но в то же время ей хотелось кричать и бить его кулаками. Она чувствовала себя разбитой и слишком слабой, чтобы пошевелиться. Потайное местечко между ног пульсировало от боли, и внутри тоже все болело. Ей не хотелось, чтобы он когда-либо еще прикасался к ней.

Значит, обещание физического наслаждения было всего лишь химерой, предназначенной природой для того, чтобы вовлечь женщину в процесс спаривания? Энни ощущала себя обманутой, ей было стыдно. Наверное, ей уже никогда не забыть испытанного потрясения от наготы как его, так и своей собственной, от того, как все ее тело содрогнулось, когда она почувствовала его, неумолимо входящим в нее. Боль была острой, терзающей глубоко внутри, и ощущение от его вторжение было почти невыносимым. И все же она не пыталась оттолкнуть Рейфа, потому что он предупредил ее, что не сможет остановиться: какое-то глубинное чувство достоинства заставило ее вынести все молча, сжав зубы от боли и судорожно вцепившись пальцами в одеяло.

Энни почувствовала его руки на своих ногах и инстинктивно сомкнула колени, защищаясь от следующего вторжения.

– Я только собираюсь вытереть тебя, детка, – успокоил ее Рейф. – Ну же, дорогая, позволь мне позаботиться о тебе.

Она прикусила губы, странно встревоженная какой-то новой ноткой в его голосе. Его «дорогая» прозвучало с более явным южным акцентом, чем обычно, и в нем слышались интонации собственника, которых раньше не было.

Сильные руки разжали ей ноги, и Энни попыталась вскочить, вспыхнув от стыда, что совершенно открыта его взгляду. Увидев струйки крови и семени на своих бедрах, она подумала, что сейчас умрет от унижения.

– Я сама, – хрипло произнесла Энни, потянувшись за тканью.

Он взял ее за плечи и заставил лечь обратно на одеяла.

– Лежи спокойно. Это единственный случай, док, в котором я разбираюсь лучше тебя.

Она зажмурилась, смирившись с тем, что придется терпеть дальше. Он развел ее ноги и осторожно, но тщательно вымыл между ними.

– У тебя есть скользкая ильмовая мазь?

Г лаза Энни быстро раскрылись, когда она услышала, как Рейф открыл ее медицинскую сумку и стал рыться в ней.

– Что?

– Скользкая ильмовая мазь. Мы ее применяли во время войны, – сказал он.

Энни пришлось сдержаться, чтобы не оттолкнуть его руки от ее драгоценной сумки.

– В темно-синей баночке, на дне сумки, в правом углу.

Он достал маленькую баночку, открыл ее и понюхал.

– Это она.

Окунул в нее палец и набрал хорошую порцию. Прежде чем она поняла, что Рейф собирается сделать, его рука скользнула между ее ног, а палец – в болезненно чувствительный проход. Он легко вошел туда благодаря скользкой мази. Тело ее дернулось, Энни схватила его обеими руками за запястье, пытаясь оттолкнуть. Лицо ее пылало от стыда.

– Полегче, – пробормотал Рейф, не обращая внимания на ее бесполезные усилия. Он обнял ее другой рукой и прижал к себе, а палец тем временем глубоко погрузился в нежное тело. – Перестань сопротивляться, детка, – ты же знаешь, от этого тебе станет легче.