Книга Миллион для Коломбины - Анна Дубчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же это получается? Он уехал по ее делам в Михайловск… Он выполнил свое обещание, а она, вместо того чтобы дождаться его, сбежала с деньгами в Питер, да еще к тому же и купила эту фатальную квартиру?! Выходит, это она теперь в его глазах мошенница и воровка!
Надя вывалила на пол все содержимое сумок и пакетов, какие только имелись. Деньги, деньги… фотографии… кукла… Она схватила куклу и прижала ее к груди. Это была потрепанная старая кукла в пестром платье с узором из красно-желто-зеленых ромбов, с почти белым личиком с подрисованными губами (она хорошо помнила, как подрисовывала стершиеся губы красным маминым лаком для ногтей), коричневыми спутанными локонами и маленькой треугольной шляпкой, прикрепленной клеем к волосам. Любимая кукла – отец купил ее в день ее рождения, ей четверть века, потому она такая потрепанная! Кукла – вот она точно была реальная и связывала ее с прошлым, с самой жизнью. И она ей не снится.
Девушка вернулась к фотографиям, которые ей дал Григорий, сказав, что нашел их в ее почтовом ящике. Совсем заврался. Как будто бы кто-то подсунул ей эти дорогие для нее фотографии точно в день поминок. Но кто и зачем? А если он снова солгал ей, то каким образом у него они могли оказаться? Вот, вот она, та самая фотография, где она вместе с мамой, они сидят в комнате, а на кровати, едва различимая, ее любимая кукла. Мама, мамочка… Надя поцеловала изображение мамы на снимке. Разрыдалась. «Мама, что я наделала?»
Ей так хотелось кому-то рассказать обо всем, что с ней случилось! Будь у нее подруга, близкая и верная, там, в Михайловске, она позвонила бы и поделилась. Но самая «верная» подруга увела у нее парня. Какие уж теперь подруги! Никому верить нельзя. Единственным человеком, самым близким и родным, была, конечно, мама. В самые сложные моменты своей жизни Надя звонила только ей.
Рука машинально потянулась к телефону. Мамин номер она знала наизусть. Она не понимала, как вообще можно не помнить номера телефонов самых дорогих людей? Все вокруг говорили, что номеров не знают и не помнят. Зачем запоминать, когда есть телефон с сохраненными в нем цифрами?
Ослабевшей рукой, с горькой усмешкой на губах, она набрала мамин номер. И очень удивилась, услышав длинный гудок. Это невозможно. Мамин телефон она оставила дома, в квартире в Михайловске, и он сто лет тому назад разрядился. Хотя… Может, в телефонной компании знают, что абонент умер, и мамин номер передали кому-то другому?
Надя, глотая слезы, слушала эти гудки, и это было каким-то странным проявлением жизни, словно мама была жива и вот-вот возьмет трубку. А она слушала бы и слушала, дожидалась бы, пока мама из кухни, предположим, добежит до комнаты, где оставила на столе или в сумочке телефон.
И когда трубку взяли и она услышала «Да, я слушаю…», вся комната вместе с окнами и мебелью словно тронулась с места, двинулась по часовой стрелке. Она узнала бы этот голос из миллиона. Вот оно, безумие, спокойно осознала она и даже не испугалась.
– Мама? Привет, это я… – сказала она, улыбаясь мокрыми от слез губами.
– Милая моя девочка… Ты где? Что с тобой? Все в порядке?
И Надя потеряла сознание.
Григорий
1
Как странно устроен человеческий организм. Стоило ему только увидеть это имя и фамилию, как сразу же заныла нога. Словно по ней только что рубанули топором. Боль была просто невыносимой. Потом она достигла сердца.
Надя Сурина. Нет, ошибки быть просто не могло. Но чтобы проверить, действительно ли это она, та самая девчонка, ему понадобилось несколько дней. И когда уже не оставалось никаких сомнений, он решил действовать. Найти ее. Спасти. Помочь.
– Я сделаю все сам, – сказал он той, от которой и узнал о том, что с ней произошло и, главное, что с ней еще могло произойти.
И пусть для этого ему понадобилось взять из сейфа все деньги. Много денег. Что ж, значит, так все и должно случиться. И если он что-то просмотрел, пропустил и вокруг дома установлены камеры, о которых ему ничего не известно, значит, его будут искать.
Времени, чтобы все хорошенько обдумать, было мало. Разве что составить план уже в машине, которая довезет его до ближайшего намеченного им пункта. Потом будут другие машины, электрички, словом, тот вид транспорта, где не надо регистрировать его паспортные данные. Но когда он предстанет перед ней, у него должны быть готовы ответы на все ее вопросы. Даже самые нелепые. А вопросов, как он предполагал, будет много, очень много. К тому же ему нужно было создать некий образ, чтобы расположить ее к себе. Чтобы она доверилась ему полностью. Кем представиться? Нет, не то. Сначала надо как-то проникнуть к ней в дом или просто как бы случайно познакомиться. Войти в доверие. А потом все придется решать уже на ходу, по обстоятельствам. Ведь он ничего о ней не знает. Прошло так много лет с тех пор, как ему чуть не отрубили ногу. И это просто чудо какое-то, что он не хромает. Хотя первое время, конечно, прихрамывал и сильно комплексовал по этому поводу.
В Михайловске ему пришлось потрудиться, чтобы разузнать о ней как можно больше. Кем он только не представлялся, чтобы добыть хотя бы крупицу информации. Он мог бы, конечно, обратиться официально в правоохранительные органы, сумел бы, поднял бы все свои связи в Москве и ему бы помогли. Но кто знает, какие местные связи есть у самой Нади? А что, если она замужем или встречается с полицейским или помощником прокурора? И тогда все развалилось бы в самый первый день.
Вот для таких случаев существуют уставшие от жизни и перебивающиеся на скудную пенсию старые менты. И такого человека он нашел, познакомился, навел и о нем справки, выяснил, что человек в высшей степени порядочный, однако больной и сильно нуждающийся. Идеальный вариант, к кому обратиться за помощью. Его звали Петр Родионович Гурвич. Он жил на самой окраине Михайловска, в частном домишке неподалеку от развалин старой бумажной фабрики.
Он попросился к нему на ночлег, сказал, что приехал порыбачить, потом, типа, сознался, что с женой крепко поссорился, буквально до развода, и что ему нужно просто побыть одному. Не скрывал, что москвич и что приехал сюда случайно, мог бы оказаться вообще в другой области, в другом городе или деревне.
Неразговорчивый, профессионально подозрительный, Гурвич тем не менее отнесся к незнакомцу с пониманием, а уж когда услышал о рыбалке, так и вовсе ожил и даже повеселел. Впустил в свой дом, накормил и показал своему гостю разные рыболовные снасти и предложил поудить с ним на Михайловском пруду.
Сутулый худощавый старик с растрепанными седыми волосами над высоким загорелым лбом и умными глазами, одетый в линялую светлую куртку и спадающие голубые джинсы, он стоял в своем маленьком дворике, чисто подметенном, украшенном пыльными розовыми и бордовыми мальвами, и увлеченно рассказывал Григорию о том, где он сам ловит рыбу.
– Особенно хороший клев за плотиной, мы называем это место бучилом, там такие здоровые бетонные быки, вот там и живу, можно сказать. Радуюсь всему, что наловлю, и окуньку, и лещику, и чебаку…