Книга Глаголют стяги - Иван Наживин

— Здорово!.. — нехотя сказал Ляпа.

— Здорово!.. — отвечал Ядрей. — Ну, как у нас там?

— Да живут…

— А… Дубравка? — с забившимся сердцем решился Ядрей.

— Ишь ты: Дубравка!.. — вдруг озлился Ляпа. — Погубил девку ни за что, а потом: Дубравка…

— Чем это я так её погубил?

— А что же, ты так тут ничего и не знаешь?

— Ничего.

— Дубравка ума решилась… — сказал Ляпа, сдерживая злорадство. — Как ты тогда убежал из селения, исчезла в тот же день и Запава. И все поняли так, что вы стакнулись. И Дубравка, не помня себя, в Десну бросилась… Вытащили её, ну только уж не в себе: ходит повсюду, бормочет и тебя везде ищет. Потом дитенок у неё родился, сын, но она точно и не видела его, и ребёнок помер. А она так и осталась не в себе… Настроил делов!

— А Запава куда же делась?..

— А Запава через несколько дней пришла вся оборванная, голодная и тоже без малого не в своём уме. Сказывала, что леший её в дрягвы завёл, насилу выбралась… Хошь теперь и видно стало, что Запава с тобой не сговорилась, но Дубравка ничего уж в толк взять не могла. А Запаву и не узнала даже… — прибавил он опять со сдержанным злорадством. — Накрутил ты с богом-то своим делов. И счастье твоё, что догадался, убег!.. — зло блеснул он глазами. — А то голову бы тебе там скрутили…

— Федорок!.. — крикнул кто-то от ладей. — Чего ж ты там запропал?..

— Сейчас! — крикнул он. — А дед Боровик все жив?

— Жив… — нехотя отвечал Ляпа. — А ты здесь уж Федорком заделался? — злобно прибавил он. — Значит, верно, что про тебя говорили, собака?..

Федорок одним прыжком вцепился ему в горло. Их растащили.

— Смотри!.. — бешено крикнул ему издали Ляпа, грозя своим огромным костлявым кулачищем. — И глаз домой не кажи: живьём сожгем…

И крепко с того дня затосковал Ядрей по Дубравке. Он понимал, что не виноват он нисколько, и в то же время совесть грызла его: ежели бы не изменил богам своим лесным, ничего этого не было бы. Было ясно: если бы не окаянные греки, всё было бы хорошо. Но как теперь поправить дело, он не знал и день и ночь мучился думкой о Дубравке… И при встрече с отцом Митреем он старался спрятаться или отворачивался, чтобы только не снимать перед проклятым шапки…

Караваны разошлись во все стороны, на Подоле стало потише и работы стало поменьше. Ядрей в своём ботничке пропадал днями целыми по разливам и заводям Днепра или в Чарторые со снастью рыболовной и там, среди камышей, в светлой тишине реки, тосковал. Улов свой он носил всегда на княжий двор: добрая княгиня Оленушка щедро награждала его и всегда милостиво с ним разговаривала. Вот ежели бы все такие эллины были, другое бы дело!..

И вдруг под Киев Володимир-князь подступил. Федорок решил, что, ежели будет рать, он уйдёт воем. Авось ветерком степным пообдует, и полегче станет… Но рати не строилось. Князья стояли один против другого и дела не начинали. В народе всякие слухи ходили. Но так как в те времена дрались больше князья да любители, — самая правильная постановка дела, — а народам их попадало только по пути, мимоходом, то очень-то в эти дела кияне и не лезли. Но всё же на дымы в стане новгородском поглядывали с опаской: не сжёг бы Володимир посады, как, говорят, в Полоцке весь город за девку дымом пустил…

И вдруг как-то утром зашумел весь Киев: князь Ярополк в ночи, бросив все, покинул с дружиной стольный город свой и ускакал в степи к печенегам за помощью. На ушко люди смысленные сказывали, что вышла тут какая-то измена, что Варяжко крепко на старого Блуда кричал, но князь за ним не потянул… Сердца полонила туга: если он взаправду приведёт теперь против брата печенегов, будет потеха!.. Без князя нет порядка в земле, но и с князьями тоже не всегда сладко…

В то же утро с великим шумом и ликованием и трубным трубением в Киев во главе с добродушно сияющим Володимиром и меднолицым, решительным Добрыней вошли полки новгородские, а белоглазые все эти так на опушках леса и остались: уж очень смердит от чертей!.. И сейчас же по приказанию Добрыни задымилась перед богами Русской земли жаризна… Нововеры в щель тараканью забились. В гриднице готовился пир на весь мир… И как только въехал Володимир на княжий двор, так, прорвав толпу дружинников его ликующих, к нему бросилась постаревшая Малка, мать его, и прижалась лицом к стремени и так вся от радости и зашлась:

— Солнышко ты моё красное!..

Дружинники старые переглянулись: негоже дело вышло! Что там ни говори, а всё же робичица… И в тот же вечер уговорили Малку переехать в подгородное село великокняжеское, Берестовое, чтобы глаза тут всем не мозолила… И, обливаясь тихими, горькими слезами, Малка покинула княжой терем…

Оленушка при первой же встрече сразила Володимира своей неземной красотой… И ночью, когда в гриднице шумел пир, а по городу стон стоял от бесчинства пьяных варягов, приведённых Володимиром из-за моря, в запертую дверь ложницы её постучала хозяйская рука. Оленушка затрепетала…

— Отвори!.. — раздался за дверью пьяный голос.

Не смея сопротивляться, вся дрожа, Оленушка отворила дверь, и в слабо освещённую лампадами ложницу её неуверенно шагнул через порог Володимир с этой своей добродушной, масленой улыбкой… Он постоял, поглядел на Оленушку, опустив свои стрельчатые ресницы, она стояла перед ним ни жива ни мертва, и вдруг, оборотившись назад, опустил щеколду…

— Помилуй, княже, рабу твою!.. — с рыданием бросилась ему в ноги Оленушка. — Я жена брата твоего…

По лицу молодца — Володимиру не было и двадцати лет — прошла эта масленая улыбка его…

— Была братней женой, а теперь моей будешь… — неуверенным голосом после медов киевских сказал он. — Какое дело!.. И я не люблю, которые себя высоко держат… Про Рогнедь полоцкую слышала?

Оленушка с рыданием бросилась под защиту богов своих… За нею послышалась неверная поступь, и рука князя легла на плечо её…

XIX. РАЗВЯЗКА

Беда, аки в Родне…

Кияне ошиблись: князь Ярополк с дружиной поскакал не к печенегам, а в Родню, которая была поставлена в устье Роси для защиты украины земли Русской от степняков. Но когда прискакали все туда, то с ужасом узнали, что приказание воеводы Блуда собрать побольше и поскорее всяких запасов в городок не только не было исполнено, но, наоборот, и последние запасы, по приказанию воеводы Блуда, были вывезены степью в Киев… Блуд гремел об измене. Стали искать виноватого. Варяжко с Даньславом — они очень сдружились и даже побратались на мечах — были убеждены, что все это игра воеводы. Но ничего осязательного в руках их не было. И в душах их уже зародилась мысль убить старого изменника, змею запазушную. Князь так, по-видимому, ему вдался, что другого средства спасения не было…

— Княже, — в отчаянии говорил Варяжко, — не верь ему… Побежим лучше к печенегам и приведём их полки на Володимира. Он храбр, пока нет отпора. Кияне любят тебя…