Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский

В январе 1929 г. Лелевича выслали в Соликамск (ГПУ сочло, что для относительно либеральных саратовских условий он недостаточно быстро эволюционирует в сторону капитуляции). 11 февраля Лелевич пишет Радеку:

Соликамск оказался, неожиданно для себя, лабораторией марксистско-литературоведческой мысли… Ваше мнение о романе Эренбурга «Гракх Бабеф»?[216] Читали ли воспоминания Воронского (где он кстати?) в «Новом мире»?[217] По-моему замечательно![218]

16 февраля 1929 г.:

Вы обещали, вернувшись из Новосибирска, написать подробно, но, видно, не собрались… Ходят слухи, что Вы добиваетесь разрешения совещания с Евгением Алексеевичем , Христианом Георгиевичем и Смилгой[219]. Верно ли? И если верно, каковы Ваши планы — в каком положении находится это дело?… Как дела с Вашей книгой о Ленине, о которой Вы мне писали?

Тон этого письма так не похож на обличительное послание Лелевича Вардину; видимо, он готовился к капитуляции…

Долго не получая писем от Радека, 21 мая 1929 г., Лелевич написал его приемному сыну Витольду Глинскому[220], также сосланному в Томск:

Дорогой тов. Глинский! Я уж Вас побеспокою. Будьте добры: когда К. Б. не может почему-либо сам писать, пишите Вы…[221]

Это последнее письмо Лелевича в архиве Радека.

2. Рейснеры

Один сюжет в «писательской» почте Радека касается несомненно значимого события в его личной биографии. Событие это случилось в 1923 г., когда в жизнь Карла Радека вошла Лариса Рейснер. Вскоре (через нее) Радек познакомился и со всей семьей Ларисы, жившей в то время в Москве. Семья Рейснеров (отец, мать, дочь и сын) была спаяна невероятной близостью, дружбой и преданностью друг другу… Неизвестно, существовала ли переписка Радека и Ларисы Рейснер (во всяком случае, в почте Радека, теперь хранящейся в РГАСПИ, ни одного послания Ларисы нет); но два письма, отправленные Радеку в ссылку братом Ларисы — Игорем (впоследствии известным востоковедом, автором ряда книг) — сохранились. В историческом и тем более в биографическом, плане они существенны, но, будучи характерно личными и семейными, требуют предварительного рейснеровского семейно-биографического экскурса.

Михаил Андреевич Рейснер происходил из чиновничьей семьи обрусевших балтийских немцев; он окончил Варшавский университет, где защитил диссертацию на степень кандидата прав (его учителем был оказавший на него заметное влияние проф. А. Л. Блок, отец поэта). Стажировался Михаил Андреевич в Гейдельберге, после чего стал профессором юридического факультета в Томском университете. В 1904 г. по обращению К. Либкнехта он, как специалист по русскому праву, предоставил заключения для суда в связи с обвинением немецких социал-демократов в государственном преступлении против русского царя. В 1905 г. Рейснер организовал в Европе кампанию в связи с событиями 9 января и арестом Горького. В том же году он вступил (в Нарве) в большевистскую партию и участвовал в знаменитой Таммерфорсской конференции РСДРП(б), где познакомился с Лениным.

С 1907 г. М. А. Рейснер был допущен к чтению лекций в Петербургском университете; читал он лекции также на Высших женских курсах Раева и в Психоневрологическом институте (где училась и Лариса Рейснер). Автор двухтомного труда «Государство» (1911–1912), М. А. Рейснер вместе с тем вел широкую научно-социалистическую пропаганду в рабочих аудиториях, за это подвергался гонениям как академических кругов, так и «общественности». Гонения эти завершились широковещательным распространением клеветы: был пущен слух, что Рейснер — провокатор охранки; этот навет, как ни странно, поддержал В. Л. Бурцев. В брошюре «Мой ответ Бурцеву» Рейснер обстоятельно разоблачил ложные обвинения, но опровержения и логика впечатляли русское общество слабее, нежели эффектные сенсации…[222]

В 1914 г. Россия ввязалась в войну, и М. А. Рейснер с самого ее начала был активным противником мировой бойни. Антивоенным стал и литературный журнал «Рудин», восемь номеров которого в 1915–1916 гг. выпустили Михаил Андреевич и его дочь Лариса, ставшая душой журнала, где печатались и ее стихи, очерки, критические статьи.

Послереволюционная деятельность М. А. Рейснера выглядит скорее грустной. Он, конечно, принял предложение Ленина стать завотделом Наркомюста, но научная его работа явно стопорилась, поскольку социально-психологические методы в марксизме, которые развивал Рейснер, уже в 1920-е гг. в СССР не поощрялись, и он периодически обвинялся в различных «отступлениях»…[223]