Книга Графиня Дюбарри. Интимная история фаворитки Людовика XV - Наталия Сотникова

– Сегодня в Версале много людей!

Графиня счастлива, король сияет от радости и осыпает невестку подарками. Мадамы считают себя преданными и усиливают давление на Марию-Антуанетту. Та же в письме матери изливает жалобы, насколько ей тяжело переступать через свои убеждения и сколь трудны ее задачи здесь, но чего не сделаешь во избежание ссор между двумя августейшими семьями. Радость мадам Дюбарри оказалась несколько преждевременной – от дофины вновь веет ледяным холодом. 1 января 1773 года она уже не удостаивает фаворитку личным обращением. Невзирая на требования матери и посла Австрии, молодая женщина открыто бросает вызов графине. Мария-Антуанетта подчеркнуто не обращается к мужчинам, посещающим апартаменты фаворитки, требует, чтобы муж «покинул притон Дюбарри» (т. е. не принимал бы участие в вечерах у фаворитки), хотя иногда, по настоянию посла де Мерси, она вынуждена разрешать дофину наносить визиты мадам Дюбарри. Для современного человека все это выглядит не более чем смехотворным, но по меркам версальского этикета подобные поступки расценивались чрезвычайно серьезно. Более того, масштаб этих событий не ограничивался версальским двором. Взлеты и падения в отношениях будущей королевы и нынешней фаворитки совершенно серьезно и скрупулезно обсуждались в переписке послов и глав ведущих государств Европы, а курьеры скакали дни и ночи, загоняя бессловесных лошадок, чтобы донести до них последние новости об этой дамской сваре. При этом, что лишний раз подтверждает миролюбивый характер графини, она поддерживала прекрасные отношения с австрийским послом. Граф де Мерси-Аржанто следовал инструкции своей императрицы, которую больше всего волновал нейтралитет французского короля в вопросе раздела Польши, и всячески пресмыкался перед мадам Дюбарри.

Чтобы завоевать расположение дофины, графиня прибегла к необычному замыслу. Она решила приложить руку к подарку, который король собирался сделать супруге внука 1 января 1774 года[48]. Естественно, кому как не ей были известны все лучшие творения парижских ювелиров! Фаворитка остановила свой выбор на паре серег, сработанных из четырех крупных бриллиантов каждая (весьма распространенная тогда модель «жирандоль»), стоимостью семьсот тысяч ливров. Сделав этот выбор, она известила дофину, что, если та желает, это украшение будет преподнесено ей Людовиком ХV. С одной стороны, это предложение носило весьма щекотливый характер, однако ни для кого не составляло секрета, что Мария Лещинская принимала подарки от мадам Помпадур (золотые табакерки с эмалью, часы, цветы, которые фаворитка корзинами носила своей повелительнице), официально зачисленной в штат ее придворных дам.

Но Мария-Антуанетта, не будучи дочерью короля в изгнании, гордо отвергла этот подарок, сухо пояснив, что у нее вполне достаточно своих драгоценностей. На сей раз императрица Мария-Терезия одобрила поступок своей дочери. Она написала своему послу, графу де Мерси-Аржанто:

«Отказ моей дочери принять драгоценность при посредничестве фаворитки более чем уместен; сие есть предмет, по которому я проявляю большую деликатность и не смогла бы простить потворство императрицы России тому, что она благосклонно приняла от своего подданного Орлова в подарок великолепный бриллиант, да еще выставила его напоказ».

Этот инцидент отметил окончательный разрыв всяких отношений между дофиной и фавориткой. Всего через несколько месяцев мадам Дюбарри придется дорого заплатить за ту злость, которую она пробудила в молоденькой австрийской эрцгерцогине.

Но, разумеется, отношения с дофиной не были единственной заботой, терзавшей фаворитку. Невзирая на ощущение молодости, которое Жанна вернула королю, он старел и немощь потихоньку подкрадывалась к нему. После карнавала 1772 года Людовик простудился и заболел. Каждый раз, когда его одолевала хворь, он поворачивался к религии в поисках искупления прегрешений своей распутной жизни. Вновь возникает идея о повторном браке короля. Такое предложение высказал еще летом 1770 года герцог де Шуазёль, выставивший в качестве кандидатуры дочь императрицы Марии-Терезии, эрцгерцогиню Елизавету. Эта принцесса была самой умной и красивой из дочерей императрицы, пока ее внешность не обезобразила перенесенная девушкой оспа. Людовик быстро отверг этот замысел, хотя и отдал распоряжение своему тайному агенту в Вене собрать все сведения о Елизавете и направить ему. Однако мысль о женитьбе на сестре Марии-Антуанетты показалась ему нелепой, и он отказался от нее. Людовик ХV дал ответ Шуазёлю, что не собирается представить двору вторую мадам Ментенон, и на этом, казалось бы, тема была исчерпана.

Однако после заболевания короля в 1772 году идея его повторной женитьбы вновь овладевает умами придворных. Считалось, что такую мысль высказала ушедшая в монастырь кармелиток дочь короля Мадам Луиза. Видимо, кто-то из угодников, выдавая желаемое за действительное, шепнул об этом графине, и она срочно начинает добиваться разрешения на раздельное проживание с мужем Гийомом.

Беспокойная родня

Надо сказать, что в результате замужества Жанна приобрела многочисленную законную, но чрезвычайно докучливую родню. Во-первых, Жан-Батист Дюбарри, набравший еще больше долгов в период, предшествовавший представлению Жанны ко двору, потребовал, как ему казалось, свое вполне заслуженное вознаграждение за возвышение невестки. В разговорах сводник именовал Людовика ХV «братцем» и уверял, что именно лично он являлся вдохновителем падения Шуазёля. Прощелыга обнаружил родство с канцлером Франции Мопо[49] и попытался держаться запанибрата с министрами, делая попытки пристроить на выгодные должности своих друзей. Однако сановники упорно держали дистанцию. Для себя Жан-Батист требовал должность начальника королевских строений, ибо полагал, что, поскольку это место занимал маркиз Абель де Мариньи, брат мадам Помпадур, после смены фаворитки оно вполне законно должно отойти к нему. Через Жанну он получил от короля шестьсот тысяч ливров, в возмещение затрат, якобы понесенных им на содержание графини. Клан Ришелье теперь счел присутствие Жан-Батиста бесполезным и стесняющим высокопоставленных лиц. В конце концов, король запретил Прощелыге появляться в Версале, и тот удалился на воды в Баньер-де-Бигор.

Тем не менее после назначения на пост министра герцога д’Эгийона он ухитрился выудить у короля еще триста тысяч ливров. Сколько денег удалось урвать Прощелыге из казны, так и осталось покрыто мраком неизвестности. Имеются сведения о том, что он брал займы от имени сестры и эти суммы всегда выплачивались кредиторам. Самой удачной операцией, которую провернул Прощелыга, была фиктивная покупка леса Сенонш, на которую король дал согласие в январе 1772 года. Лес стоил 900 тысяч ливров, о чем Жан-Батисту была выдана расписка, хотя он не уплатил не гроша. Далее Дюбарри обменял это владение на земли в непосредственной близости от родного Левиньяка. За лес Сенонш король отдал находившееся в собственности короны графство Иль-Журден, включавшее в себя пару десятков приходов в округе Ош; Дюбарри еще выторговал у короля огромный лес Буконн поблизости от своего замка Сере. Таким образом, он стал одним из крупнейших земельных собственников королевства.