Книга Александр I и тайна Федора Козьмича - Константин Кудряшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом записки императрицы обрываются.
5 ноября. Приезд в Таганрог. Ночь прошла дурно. Отказ от лекарств. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, чтобы такое упорство не имело бы рано или поздно дурных последствий.
6 ноября. Император обедал у ее величества императрицы и вышел из-за стола. Федоров позвал меня из-за стола, чтобы объявить мне, что его величество имел испарину… После сопротивления он согласился, между 5 и 6 часами, принять дозу пилюль.
7 ноября. Эта лихорадка имеет сходство с эндемическою крымскою болезнью. Приступы болезни слишком часто повторяются, чтобы я позволил себе утверждать, что это малярия, хотя эта чрезвычайная слабость, эта апатия, эти обмороки имеют большое отношение с нею.
8 ноября. Эта лихорадка, очевидно, желчная желудочная лихорадка: эта гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени, спазм кишок, рвота без тошноты и без сильного болевого спазма требуют, чтобы кишки были хорошо очищены. Надо стимулировать печень. Я сказал Стофрегену.
9 ноября. Императору немного легче сегодня, но он с полною верою в Бога ждет совершенного выздоровления от недугов. Состояние viscera chylopoiesis может в настоящий момент служить указанием на понос, так некстати остановленный в Бахчисарае.
10 ноября. Начиная с 8-го числа, я замечаю, что что-то такое занимает его более, чем его выздоровление, и смущает его душу… Ему сегодня хуже, и Мюллер, по его словам, тому причина. Князю Волконскому, вследствие сего, препоручено побранить бедного Мюллера.
11 ноября. Болезнь продолжается; внутренности еще довольно нечисты. Отрыжка, вздутие живота. Когда я ему говорю о кровопускании и слабительном, он приходит в бешенство и не удостаивает говорить со мною. Сегодня мы, Стофреген и я, говорили об этом и советовались.
12 ноября. Как я припоминаю, сегодня ночью я выписал лекарства для завтрашнего утра, если мы сможем посредством хитрости убедить его употребить их. Это жестоко. Нет человеческой власти, которая могла бы сделать этого человека благоразумным. Я несчастный.
13 ноября. Все пойдет скверно, потому что он не дозволяет, не соглашается делать то, что безусловно необходимо. Эта склонность ко сну — очень плохое предзнаменование. Его пульс очень неправильный, слаб, и будет выпот без ртутных средств, кровопускания, мушки, горчицы, мочегонного и очистительного.
14 ноября. Все очень нехорошо, хотя у него нет бреда. Я намерен был дать соляной кислоты с питьем, но получил отказ по обыкновению: «Уходите прочь». Я заплакал, и, видя это, он мне сказал: «Подойдите, мой милый друг. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за это. У меня свои причины».
15 ноября. Сегодня и вчера что за печальная моя должность объявить ему о близком его разрушении в присутствии ее величества императрицы, которая отправилась предложить ему верное лекарство. Причащение Федотовым. Его слово после того.
16 ноября. Все мне кажется слишком поздно. Только вследствие упадка сил физических и душевных и уменьшения чувствительности удалось дать ему некоторые лекарства после святого причастия и увещаний Федотова.
17 ноября. От худого к худшему. Смотрите историю болезни. Князь Волконский в первый раз завладел моею постелью, чтобы быть ближе к императору. Барон Дибич находится внизу.
18 ноября. Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и кн. Волконского и Дибича, которые находились первый у него, а последний внизу у камердинеров.
19 ноября. Ее величество императрица, которая провела много часов вместе со мною одна у кровати императора все эти дни, оставалась до тех пор, пока наступила кончина в 11 часов без 10 минут сегодняшнего утра.
20 ноября. Как скоро его величество скончался, даже до того, некоторые лица удостоверились в вещах, и в короткое время бумаги были запечатаны…
22 ноября. Вскрытие и бальзамирование, которые подтверждают все то, что я предсказал. О, если бы я имел его согласие, если бы он был сговорчив и послушен, эта операция не происходила бы здесь!
Путешествие в Крым, повлекшее такие роковые последствия, было весьма приятным для августейшего путешественника. После нескольких дождливых дней с густым туманом 20 октября настала великолепная погода. Император выехал из Таганрога в 8 час. утра. Верст за 100 от города дорога оказалась совершенно сухой и даже пыльной.
По приезде в Крым, 25 и 26 октября государь осматривал южный берег, которым был очарован; в особенности радовало его приобретение Ореанды; он решил построить на этом месте дворец по проекту архитектора Эльсона, с утверждения императрицы, для которой предназначалось это владение. 27 октября государь выехал из Алупки, простившись с графом Воронцовым на три недели, по прошествии которых он должен был возвратиться в Таганрог. Проездом через Балаклаву государь закусывал у Ревельотти, потому что повара и прислуга его были далеко.
Вечером, в тот же день, оставив свиту на большой дороге, он отправился один верхом, осматривать монастырь св. Георгия, не дозволив никому сопровождать себя; он решительно отказался от бурки, которую ему предлагали, несмотря на то, что погода изменилась: подул холодный и пронзительный ветер при сильном тумане и сырости. Утром государя разогрело палящим солнцем. По дороге в монастырь приходится спускаться в пропасти и, выезжая из них, взбираться на горы. Это был роковой момент — здесь государь простудился.
Приехав к вечеру в Севастополь, государь утро 28 октября посвятил осмотру города, казарм и госпиталей, в одних была нестерпимая жара, в других, недостроенных и без оконных переплетов, его при входе охватывало сквозным ветром; наконец, в довершение всего, государь, выйдя из одной душной казармы, сразу сел в лодку, как был, в одном мундире, не соглашаясь ни за что надеть шинель, и поехал осматривать военный корабль. По возвращении на берег он завтракал вместе с адмиралом Грейгом в палатке. После обеда он осматривал другие части города. На другой день, 29 октября, он посетил арсеналы, порты и другие сооружения.
Так как он не хотел принимать мер против простуды, то болезнь при таких условиях свободно развивалась, тем более, что он вовсе не берег себя, особенно проездом через Бахчисарай, который объехал верхом, осматривая окрестности. 1 ноября в Козлове, 2-го в Перекопе он уже чувствовал себя нехорошо; 3 ноября в Орехове ему сделалось хуже; погода стояла ненастная, но он, не обращая внимания, отправился в церковь, так как епископ екатеринославский приехал в Орехов нарочно для того, чтобы встретить государя.
4 ноября он велел пригласить к столу казачьих офицеров, бывших в дороге. Весь этот день он чувствовал озноб и по приезде в Мариуполь вечером приготовил себе сам стакан легкого пуншу, положив всего три ложки чайного рому на стакан горячей воды и уверяя, что это для него будет достаточно. Когда ему подбили шинель мехом, он на другой день, казалось, согрелся немного.
