Книга Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин

По сравнению с этим уродом, а также ему подобной публикой и Малюта хорош… Но только по сравнению.

Глава шестая

ОПРИЧНЫЙ ПОХОД НА СЕВЕРНУЮ РУСЬ

Шел декабрь 1569 года. Большая карательная армия устремилась в северорусские земли. После убийства святителя Филиппа произошло великое опричное разорение Новгородчины, досталось также Пскову, Клину, Твери, Торжку и другим городам земской Руси.

Самый конец 1569-го — первые месяцы 1570 года стали временем наиболее масштабной волны опричных репрессий: на этот раз погибло как минимум в десять раз больше народа, чем при «расследовании» по делу о «земском заговоре».

Вот скупые, но устрашающие слова псковского летописца, рассказывающего об опричном разгроме Новгорода: «[Царь Иван] прииде с великою яростию в Великий Новград, с силою, и плени Новградконечне, яко же и от начала не бысть над ним таково зла и не мощи изрещи сицевыя беды, еже сотворися над ним: первое, архиепископа Пимена взят и в заточение посла… и Святую Софею соборную церковь пограбил, и пойма чюдотворныя иконы корсунския и казну всю, драгие вещи пойма, и архиепископль двор и монастыри все и церкви пограбил, и всех людей. И многих православных умучи многими муками… глаголют, 60 ООО мужей и жен и детей в великую реку Волхов вмета, яко и реки запрудитися… И сице бысть Великому Новуграду запустение»[124]. А вот еще одно летописное известие на ту же тему: «Меж Рожества и Крещения прииде царь и великий князь Иван Васильевич с великою опалою в Великой Новгород, и многия нарочитыя люди погуби, и множество много людей на правежи побиено бысть иноческого и священническаго чина, и инокинь, и всех православных християн. И бысть туга и скорбь в людех велия, и святыя обители и церкви Божия и села запустеша»[125].

Что же Малюта? Он оказался в своей стихии. То ли ему было поручено возглавить «зачистку», то ли он возглавлял крупнейший отряд «исполнителей». В любом случае, Григорий Лукьянович сыграл поистине выдающуюся роль в трагических событиях зимы 1569/70 года.

Синодики репрессированных содержат знаменательное свидетельство: тогда отряд Г. Л. Скуратова-Бельского уничтожил 1505 человек; некоторых, для разнообразия, расстреляли из пищалей. Очевидно, кому-то хотелось изобразить подобие настоящих боевых действий с настоящим неприятелем. А может быть, опричные стрелки просто желали потренироваться. Ведь без долгой практики навык утрачивается!

Впрочем, свидетельства Шлихтинга и опирающегося на него Гваньини как будто позволяют дать случаю с расстрелом из пищалей иную трактовку. По их данным, помимо Новгорода и Пскова серьезный ущерб причинен был Торжку и Твери. Иван IV с карательным отрядом опричников «…учинил такое же тиранство, как и в Новгороде Великом: поубивал и потопил горожан, похитил все их движимое и недвижимое имущество. Храмы Божии он лишил золота и серебра; пятьсот литовцев и русских, которые были взяты в плен в крепости Полоцке и там же (то есть в Торжке и Твери. — Д В) содержались в тюрьмах, он приказал удушить и перебить. Девятнадцать военнопленных татарских вельмож, содержавшихся… в тюрьме, он приказал убить и для выполнения этого назначил начальником своего приспешника Малюту Скуратова. Татары же, узнав об этом и не ожидая ничего другого, кроме стоящей перед глазами гибели и жалкой смерти, пришли в отчаяние и твердо решили между собой защищаться, пока смогут. У каждого был скрытый в рукаве ножик. Когда вышеупомянутый Малюта ворвался к ним с прочими приспешниками, татары единодушно, как рычащие львы, начали энергично защищаться и каждый из них кинулся на предводителя приспешников Малюту с ножом. Хотя он был в кольчуге, они пропороли ему живот, так что вытекли внутренности. Татары, защищаясь, так ожесточенно сражались, что четверо из приспешников пали от страшных ран, а прочие отступили, не сделав дела. Когда великому князю донесли об этом событии, он тотчас послал пятьсот стрелков с пищалями и луками на помощь этим приспешникам против девятнадцати татар. Они были со всех сторон осыпаны стрелами и прикончены пулями из пищалей, и потом рассечены на части и брошены в реку».

Известие вполне достоверно, помимо, разумеется, фантастического числа стрелков: пребывая на службе у придворного медика Арнольфа (по другой версии — Лензея[126]), Шлихтинг, скорее всего, отлично знал, от каких ран тому приходилось лечить царских приближенных. Следовательно, татарских вельмож расстреляли вовсе не потому, что опричному командованию захотелось жестокой забавы. Просто отряд «исполнителей» во главе с Малютой не сумел с ними справиться врукопашную.

Ранение в живот Григорий Лукьянович получил, скорее всего, в марте 1570 года. Нет точных данных, когда именно карательная экспедиция добралась до Твери, но во второй половине февраля опричное воинство все еще грабило Псков[127].

Очень похоже на то, что пожалование думного чина Г. Л. Скуратову-Бельскому явилось «заслуженной наградой» за его неустанные усилия в карательной работе. И особенно — за ранение, полученное на этой службе от тверских пленников. В черновом наброске завещания, составленном летом 1572 года, государь Иван Васильевич поучает сыновей: «А людей бы есте, которыя вам прямо служат, жаловали и любили, их ото всех берегли, чтобы им изгони ни от кого не было, и оне прямее служат». Что ж, «прямой служилец» Малюта получил от него «жалование» и «любовь» полной мерой.

Крайне сомнительно, что в Новгороде, Пскове, Твери и т. п. сложился какой-то чудовищный разветвленный заговор, требовавший столь масштабных карательных усилий. В конце 1567-го — начале 1568 года, когда царь вплотную столкнулся с угрозой «земского заговора», у него были серьезные основания тревожиться. Угроза, в той или иной степени, реально существовала. Что же касается северного карательного похода, то измены и заговоры, приписанные целым областям, имели фантомный характер.

До наших дней дошли документы, свидетельствующие о расследовании по «изменному делу» в Новгороде и Пскове. Из них, в частности, известно об обвинении «…наугороцкого архиепискупа… Пимена и… новгородцких дьяков… и подьячих… и гостей… и владычных приказных… и детей боярских… о сдаче Новагорода и Пскова, что архиепископ Пимен хотел с ними Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Владимира Андреевича».

Поздние новгородские источники донесли предание, согласно которому некий Петр Волынец злостно оболгал перед Иваном IV всю землю Новгородскую — архиепископа, дворян, купцов… Историк В. Б. Кобрин увидел в клеветнике дворянина Петра Волынского, прежде служившего князьям Старицким, а затем занявшего важный пост в Посольском приказе. Этот человек сам какое-то время находился под следствием: будто бы не донес про чужие «непригожие речи» о государе. Но репрессии он счастливо пережил, отделавшись испугом. Кобрин полагал, что именно П. Волынский помог царю состряпать «дело» о новгородской «измене» и тем самым избавил себя от расправы. Другой специалист, Р. Г. Скрынников, убедительно показал: версия о губительной роли Петра Волынского в разгроме Северной Руси не получила у Кобрина серьезной аргументации[128]. Думается, прав тут Скрынников. Красивая получается история о вынужденном злодействе Петра Волынского… вот только нужна ли была такая игрушка царю? Какое еще расследование требовалось спровоцировать? Требовался ли предлог для того, чем занимались государь и опричники в Северной Руси?