Книга Величие мастера - Михаил Михайлов

Речкин порыскал глазами в том направлении, куда указывал боец. В его сознание леденящей волной ворвалась зловещая картина. Несколько егерей, видимо, из той группы, что обходила Килаярви с юга, налегке, без велосипедов, перебежками направлялись уже по этому, восточному, берегу озера, прямо к высоте, недалеко от которой залегла группа Речкина.

Счет шел на секунды.

– Мож, шарахнуть по ним? – тихо спросил один из бойцов.

Алексей, с прорезавшейся на лбу от напряжения грядой морщин, лишь отрицательно покачал головой. Ситуация складывалась более чем дурная для пограничников. Если немцы окажутся на высоте, то Речкин и его солдаты обречены на гибель, но и стрелять по ним не имело никакого смысла. Та группа, что выстроилась в линию с винтовками в руках, не дала бы пограничникам вести огонь по своим товарищам.

Алексей привычным движением пальцев расстегнул кобуру и вытащил из нее свой «ТТ».

– За мной! – поднял он вверх пистолет и, сжав до боли зубы, первым выскочил из укрытия.

Бойцы последовали за своим командиром. Клацая на ходу затворами винтовок, стреляя почти наугад, что есть силы, бежали они по каменисто-замшелой тундре за лейтенантом, то спотыкаясь, то проваливаясь ногами между камнями. И вновь плотно захлестали выстрелы егерских винтовок, проносясь эхом по необозримому простору.

Речкин рвал вперед к вершине из последних сил. Ему нужно было во что бы то ни стало оказаться там первым, опередить горных стрелков. Неприятное, щекочущее нервы онемение охватывало его правый бок, тот, со стороны которого хлопали наперебой выстрелы. Его сильное, молодое тело каждое мгновение готово было принять смертоносную порцию свинца, но мгновения перерастали в минуты, а Алексей оставался невредим, а значит, все еще жил, все еще мог бороться, все еще кипел бешеной яростью и страхом, дающими немыслимый приток сил.

Еще рывок, и лейтенант ворвался на вершину сопки. Возбужденно обведя ее глазами, он радостно обнаружил, что она пуста. Даже не переведя дух после столь быстрого бега, Алексей вновь устремился вперед.

До противоположного склона оставалось с пару десятков метров, когда из-за среза вершины показалась серая егерская шапка с белым эдельвейсом, блеснула черная вороненая сталь винтовки, чуждая серо-зеленая форма, и весь как есть возник перед Алексеем рослый худощавый гитлеровец. Торопясь оказаться на сопке, почти все время смотря себе под ноги, егерь не сразу заметил советского офицера и продолжал нестись прямо на него.

Речкин замер. Сердце бешено клокотало в груди. Он вскинул пистолет и, встретившись глаза в глаза с врагом, резко дернул курок. Еще раз и еще… Холодный сосредоточенный взгляд матерого убийцы, которым гитлеровец зыркнул на Алексея, сиюминутно растворился, поплыл, зрачки закатились вверх, егерь рухнул на землю, словно тяжелый мешок. Несколько раз судорожно дернувшись, он замер.

Из-за большого валуна на краю вершины сопки показался еще один немец. Алексей лишь успел вновь изготовиться к стрельбе, как несколько винтовочных выстрелов раздались прямо за его спиной. Егерь вскрикнул, выронил винтовку и кубарем покатился вниз по склону. Это стреляли подоспевшие пограничники.

Теперь уже все вместе они быстро настигли противоположный конец вершины и залегли на его краю.

Алексей заполз в небольшое углубление, густо поросшее нагретым солнцем мхом. Оно было весьма удобно для ведения огня по егерям. Пользоваться биноклем, который продолжал висеть у него на шее, Речкин не стал. Боялся обнаружить себя солнечным бликом оптики. Приподняв за козырек фуражку, Алексей старательно протер рукавом лоб, обильно покрытый потом. Едкая, соленая жидкость скатывалась по щекам, пробивалась сквозь брови и назойливо лезла в глаза, пощипывая их, и неприятно стягивала обдуваемое теплым воздухом лицо.

Снизу загрохотали винтовки. Теперь Алексей совершенно четко разглядел егерей. Прячась за камнями, они расползлись у самого подножия сопки.

– Логинов! Пулемет на правый фланг! Вести огонь по району подножия сопки! Иванчук! Пулемет на левый фланг! Не давать фашистам отойти южнее высоты! Если начнется стрельба со стороны основной колонны, то Иванчуку переключиться на колонну! Остальные, расползтись по краю спуска, смотрите по флангам, чтоб не обошли, гады! – уже не боясь, что его услышит враг, надрывисто, во весь голос прокричал Алексей.

В ответ на огонь пулеметов вновь застрочили «МГ-34». Они били из низины, на восточном берегу Кениеярви, там, где извилисто огибала причудливый рельеф тундры линия телеграфной связи.

«ТТ» на таком расстоянии был неэффективен. Речкин осторожно подполз к убитому им несколько минут назад егерю. Чтобы убрать труп с линии огня и самому не оказаться под вражескими пулями, Алексей ухватил его за руки и подтащил к себе. Несмотря на внешнюю худобу убитого, перетаскивать его по мху, за который последний цеплялся всеми выступами тела и разнообразным снаряжением, оказалось делом непростым, и Речкину пришлось изрядно попотеть, прежде чем бездыханный груз оказался на безопасном удалении от среза вершины сопки.

Алексей перевернул труп на спину. Лицо покойного еще хранило понемногу угасающий румянец идеально выбритых впалых щек. Рот, очерченный синевато-бледными губами, был слегка приоткрыт. Вспененная кровь, характерная для ранений легких, размазанная по остроконечному подбородку, уже начала засыхать. Сухие, без блеска, глаза остекленели и смотрели куда-то отрешенно и безучастно. Егерю было лет двадцать пять на вид, ровесник самого Алексея, своего убийцы. Речкин почувствовал, как к горлу подступает рвотный ком. Не каждый день видишь так близко от себя покойника, да еще и убитого своими руками. Морщась, Алексей с омерзением сглотнул подступающую тошноту, стараясь не смотреть гитлеровцу в глаза. Превозмогая отвращение, лейтенант поочередно отцепил холодные, но еще податливые пальцы покойника от винтовки. Алексей пошарил глазами по убитому. На ремне висел подсумок с магазинами. Оторвать его не удалось, Речкин попросту выгреб оставшиеся две обоймы и засунул их в карман галифе. Заметив, что запачкал правый рукав в крови, которой обильно была залита простреленная несколько раз грудь, Алексей обтер руку об мох и оттолкнул егеря в сторону. После чего торопливо отполз на свою позицию.

Огонь немцев усиливался. Вражеские пулеметы хорошо пристрелялись к позициям пограничников, сменить которые было невозможно. Бойцы успевали лишь высунуться на пару секунд, сделать один-два выстрела и вновь оказывались зажатыми прицельным огнем противника.

Боеприпасы подходили к концу. Оба «ДП» почти полностью заглохли. Больше старались бить прицельно, экономить патроны.

Появились первые раненые. Один боец-первогодок словил пулю в плечо, еще один из «молодых» был ранен в руку навылет. Командир второго, левофлангового, пулеметного расчета получил сразу две пули – в область ключицы и предплечье. Почти сразу он потерял сознание и был заменен за пулеметом.

Ситуация складывалась критическая. Патроны почти иссякли, гранаты Речкин приказал беречь. Со стороны Муста-Тунтури, могучего горного перевала, за которым скрылись полуострова Средний и Рыбачий, а также от высоты Угловая доносился шквальный, грохочущий взрывами снарядов набат боя. В адском смешении канонады, которая, казалось, накрыла весь 23-й укрепрайон, уже сложно было определить, где есть враг, а куда он еще не добрался. Время от времени Алексею слышались выстрелы и со стороны дороги Титовка – Рыбачий, куда он должен был отойти с группой. Но Речкин уже не строил никаких планов на сей счет, теперь своей первой задачей он видел недопущение окружения и вывод своих солдат из-под шквального огня егерских пулеметов. А там как Бог даст…