Книга Ключ любви - Барбара Картленд

Ничего не сказав по этому поводу, граф достал откуда-то великолепно расшитую китайскую шаль, которую, должно быть, привез с собой в замок.

Поначалу Минерва подумала, что ею следует покрывать диван или держать в таком месте, где она будет в целости и сохранности.

Однако граф набросил шаль на плечи Минервы. Когда же карета уже стояла у ворот Дуврского дома, девушка сказала:

— Благодарю вас за прекрасный вечер. Возьмите обратно вашу прекрасную шаль.

— Это подарок! — нахмурился граф.

— Нет-нет, что вы! — возразила Минерва. не могу принять от вас такую ценную вещь!

— Я буду очень обижен и, возможно, даже сердит, если вы откажете мне в этом! — ответил граф.

Минерва неуверенно посмотрела на него, не желая вызывать у него злость.

— Завтра вечером она понадобится вам, — сказал граф, словно понимая, какое смятение он внес в душу девушки, — и послезавтра тоже, так что придержите свои аргументы до тех пор, пока вы не поймете, что они вам совершенно не нужны.

— Я… я не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Минерва.

— Позже я объясню вам, как вы сможете это сделать, — произнес граф.

Она удивленно посмотрела на него. Граф привязал поводья к передку фаэтона и помог Минерве спуститься.

Только когда девушка уже открыла дверь, он произнес:

— Спокойной ночи, Минерва! Мне не нужно говорить вам, что сегодня вы выглядели прекрасно и благородно и украсили своим присутствием мой дом, на что я и надеялся.

На мгновение Минерва задумалась в поисках ответа.

Пока она колебалась, граф оставил ее, вскочил в фаэтон и натянул поводья.

Девушка провожала его взглядом, мысленно сравнивая его с Аполлоном, который едет по небу в своей колеснице и приносит в мир свет.

Затем, словно испугавшись собственных мыслей, она вошла в дом и сказала миссис Бриггс, что та может идти.

— Хорошо тут у вас было, мисс Минерва, — сказала женщина, — истинная правда, хорошо! Лакей-то замковый отдал мне то, чего дети не доели, — до чего же вкусно!

— Мне еще нужно заплатить вам, — произнесла Минерва, про себя прикидывая, сколько она сможет дать женщине.

— Не нужно, мисс Минерва. Его светлость дал мне гинею — целую гинею, золотую! Подумать только! Да я за неделю меньше зарабатываю!

Минерва тихонько вздохнула.

Она понимала, что спорить с графом бесполезно. Он все равно поступил бы по-своему, и никакие ее увещевания не могли бы остановить его.

Ведь Линвуды каждый день обедали в замке — и потому лишь, что, по словам графа, ему было хорошо с детьми. Не могла же Минерва сказать, что им куда больше нравится дома!

Тони тоже, казалось, нравилось, что его семья бывала в замке.

А обед — что ж, обед бывал обычно очень веселым, и они смеялись так, как не смеялись со дня смерти отца.

Они повернули лошадей и поскакали по полю к дому. Тони и Минерва пытались опередить графа, но к концу скачки его огромный черный жеребец оказался на целый корпус впереди.

По огоньку в глазах графа Минерва поняла, что он рад своей победе.

Впервые поехав на прогулку с графом, Минерва чувствовала себя довольно неловко, потому что ее амазонка была старой и вытертой. Однако, едва сев на арабского скакуна, она перестала тревожиться за свою внешность.

Она чувствовала только восторг от того, что скачет на таком великолепном коне.

Сейчас на ее щеках горел румянец азартной скачки, а выбившиеся из аккуратной прически волосы кудрями падали на лоб.

Минерва и не подозревала, какая она красавица.

Ее шляпка для верховой езды была такой неприглядной, что после первой же поездки Минерва перестала надевать ее и скакала с непокрытой головой.

Когда Тони бросил на нее вопросительный взгляд, девушка объяснила:

— Все равно меня не видит никто, кроме его сиятельства, и если ему покажется, что я не похожа на красавиц, с которыми он охотится в своем графстве, или на леди, с которыми он катается на Роттен-роу, — что ж, тут я ничего не могу поделать!

— Ты права, — согласился Тони. — Не думаю, чтобы он обращал на тебя много внимания.

Сказать такое мог только родной брат.

Минерва не стала спорить, подумав, что графу просто не хочется возвращаться в Лондон и потому он развлекается с теми, кто есть под рукой.

Какое бы платье из своего скудного гардероба ни надевала Минерва, граф никогда не обращал на это внимания.

Возвращаясь домой после визитов, в фаэтоне, граф сказал Минерве:

— Этим вечером карета приедет за вами в то же время. Мой шеф-повар приготовил для детей что-то необыкновенное — думаю, им понравится!

— Как же вы добры! — сказала Минерва. — С каждым днем мне все больше кажется, что мы… так надоедаем вам… что вы можете счесть нас… очень жадными.

— Вы вовсе не надоедаете мне, — сказал граф. — Как вы прекрасно знаете, я невероятно эгоистичен и делаю только то, что доставляет мне удовольствие.

— Вы зря стараетесь казаться хуже, чем на самом деле! — горячо произнесла Минерва. — Вы не эгоистичны, совсем наоборот Люси говорит, что вы — добрейший человек на свете!

— Вы действительно так думаете? — спросил граф.

Почему-то Минерве вдруг показалось, что этот вопрос очень важен. Однако прежде чем она успела ответить, из дома выбежала Люси.

— Вы вернулись! — закричала она. — Пожалуйста, можно мне чуть-чуть проехать в фаэтоне?

— Нет-нет, и речи быть не может! — быстро ответила Минерва. — Его светлость едет домой.

— Его светлость прокатит мисс Люси до другого конца деревни и обратно, — произнес граф.

Люси вскрикнула от радости и быстро вскарабкалась в фаэтон.

Граф посмотрел на Минерву, и по его улыбке девушка поняла, что он просто-напросто поддразнивает ее.

Минерва беспомощно всплеснула руками и вошла в дом.

Граф тронул лошадей и повез весело болтавшую Люси по деревне, чтобы на другом конце повернуть обратно.

Одеваясь к ужину, Минерва поняла, что ей снова предстоит выбирать между двумя имеющимися у нее платьями.

Ей совсем не нравилось то, что граф снова пригласил ее на ужин.

Минерве пришлось заглянуть в стоявшие на чердаке сундуки ее матери, и в одном из них она обнаружила красивый кушак. Он был бледно-зеленого цвета, в тон весенней листвы.

Завязав его на талии, девушка решила, что теперь она выглядит немного наряднее.

В качестве дополнения к платью она сорвала в саду три розы с любимого куста ее отца. За розами уже давно никто не ухаживал, но они все еще цвели.