Книга Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" в бою - Курт Пфеч

А потом пошли они — контратака! Танки против танков, а между ними — гренадеры. Результат: кладбище танков. (Танковое сражение под Прохоровкой 11–13 июля 1943 г.)

Земля была серо-коричневой, твердой, высушенной солнцем, гладко отмытой дождем.

Они маршировали, и Блондин видел только свои ноги. Запыленные сапоги с заминами от ходьбы и круглыми носами. Над ними — серые шаровары, и равномерное движение левой — правой, левой — правой. Глаза перескакивают с левой ноги на правую и обратно, а между ними — твердая, как кость, земля. Перед ним — такие же монотонные шаги Эрнста. Рядом, как направляющий шнур, — отпечатавшийся след танковой гусеницы. Это была бы хорошая заставка для «Вохеншау». И у нижней кромки кадра попеременно появляются левый и правый грязные сапоги, снятые сверху. У верхней кромки — более мелкие, и соответствующие экрану, каблуки Эрнста, при подъеме сверкающие полукруглыми подковками. От правого нижнего угла экрана — вверх к середине, в сокращенной перспективе — след гусениц. Земля в движении — не резко. А в качестве музыкального сопровождения — только шум шагов. Жестких и тяжелых, раз-два, и скрип камней. Слегка приглушенно — выстрелы танковых пушек и пулеметные очереди. Никакого комментария, никаких победных фанфар, никакого специального сообщения. Только появляющиеся в ритме шагов титры: «5 июля 1943 г. Район Березова. 17 часов 28 минут».

Было жарко. Взгляд Блондина скользнул с подметок идущего впереди на пятнистые брюки и выше — на лопату, штык, сухарную сумку и остановился на фляге. Губы его горели. Он положил ладонь на чехол, почувствовал слабое бульканье и подумал: «Можно или надо еще подождать?», и пока в нерешительности взвешивал все «за» и «против», он услышал грохот артиллерии. Подметки Эрнста продолжали двигаться в том же темпе, и Блондин улыбнулся. При грохоте можно продолжать заниматься своим делом. Другое дело, если раскаты тихие и далекие или слышен тонкий приближающийся свист, тогда не остается ничего другого, как зарыться в землю. «Тренировка для ушей», — сказал Эрнст, когда Блондин, впервые услышав пролетающие над головой с тыла тяжелые снаряды, распластался на земле, в то время как «старики» спокойно продолжали идти дальше. Но при нарастающем свисте другие тут же ложились, а он хотел идти дальше. Хотел… Тогда его просто снесло с ног, но все, слава богу, хорошо закончилось. «Тренировка для ушей! Надо расслышать скорее шипение, а не вой! Реагировать инстинктом, а не разумом!»

Беспокоящий огонь русских накрыл практически всю округу. Послышались пулеметные очереди. Эрнст поправил шлем на голове и покосился направо. Роты сходили с танкового следа и отклонялись вправо. Блондин притянул верхнюю губу к носу и задумался: «Направление удара, как и раньше, остается прямым, а мы… Неужели там еще иваны? — И тут он услышал нарастающее шипение сверху, бросился на землю и прикрыл голову руками. — Минометы! Снова! Значит, снова оттачивать действия ваньки-встаньки». На пересеченной местности почти ничего не было видно. Он посмотрел правее, на «Тигры», которые шли немного позади. Они повернули башни. Сверкнул огонь. На бегу он увидел разрывы впереди себя, потом залег и наблюдал, как танки медленно двинулись дальше. Он повернул голову — Ханс махал автоматом. Кругом — слегка волнистая местность. Перед ним остановился Эрнст и прокричал:

— Вон там укрытие!

Блондин побежал длинными перебежками. Пули жужжали словно рой пчел. Он пробежал еще немного и спрыгнул в укрытие. Это была широкая траншея, выкопанная только наполовину. Эрнст ухмыльнулся:

— Ты уже здесь?

Блондин сидел на корточках, положив винтовку поперек колен, и хватал ртом воздух.

— Это должен был быть противотанковый ров, — услышал он голос Эрнста. — Здесь его не докопали, там дальше он значительно шире.

— Насрать на ров.

— Не на, а в ров, Цыпленок. Вряд ли поблизости есть лучшее укрытие. — Он помолчал и критически покачал головой. — Только когда иван начнет по ним стрелять, то он нас поимеет! Ты меня понял?

Он понял. Пауль стоя прислонился к стене рва и стрелял короткими очередями. Ханс побежал дальше, взмахом приказав идти за ним. Они пробежали мимо Петера, который так же, как и Пауль, стрелял, стоя во рву. В конце оборудованного противотанкового рва Эрнст присел на землю и буркнул с улыбкой:

— Перекур!

Когда к ним захотели присоединиться Камбала и Куно, он начал ругаться:

— Берите по сигарете и проваливайте, здесь слишком тесно!

Ханс вернулся.

— Слушайте сюда! Короткий привал, пока не подойдут танки. Потом — вон из мышеловки и со всеми чертями — по открытому полю.

Парни кивали и курили. Ханс сел и проверил свой пистолет-пулемет.

— Еще одна позиция? — спросил Эрнст.

— Нет, должно быть, отдельные отбившиеся отряды. Если мы это пройдем, — он указал головой в сторону русских, — вернемся снова на главное направление. — Он улыбнулся: — Наше преимущество в том, что мы уже не будем первыми.

— Будет ли спокойной ночь?

— Думаю, нет. Или иван начнет контратаковать, или нам придется идти маршем дальше. Должны идти дальше и задавать темп.

Громко и резко ударили танковые пушки.

— Пора! — Ханс встал и посмотрел из укрытия. — Вперед, господа!

Огонь обороняющихся был слабым. И когда «Тигры» ворвались на русскую запасную позицию, для русских осталось лишь две возможности — погибнуть на месте или смотаться. Сначала они попытались прорваться в тыл. Для этого им пришлось выскакивать из своих окопов. Пауль открыл огонь первым, потом пулеметы ударили и слева и справа, покосив убегавших людей. Но они продолжали попытки, а пулеметы срезали их в нескольких метрах от окопов. Когда гренадеры ворвались на позицию, первые русские пошли к ним навстречу с поднятыми руками.

Блондин внимательно следил. Стрелки-гвардейцы были крепкими парнями, некоторые без касок, коротко остриженные, со светлыми лбами и обожженными солнцем грязными лицами, как будто на лбах у них были белые повязки. С собой они несли раненых. Один обеими руками держался за живот. Между пальцами сочилась кровь. Он улыбнулся и кивнул Блондину. Блондин улыбнулся в ответ, вынул изо рта сигарету и сунул ее русскому в зубы. «Черт возьми, — подумал он при этом, глядя вслед стрелку-гвардейцу, — у него ранение в живот, тело распорото поперек, он зажимает рану руками, улыбается и курит! Что за парни!»

Эрнст склонился над стонущим офицером. Рядом стояли двое русских. Они принесли сюда раненого на плащ-палатке. Лица их были испуганно-озабоченными, и они пристально смотрели на раненого. Эрнст сложил у рта ладони рупором и закричал:

— Санитар!

— Куда его ранило, Эрнст?

— Спроси лучше, куда его не ранило!