Книга Тень прошлого - Андрей Воронин

Он понял, что говорит вслух, только когда Званцев посоветовал ему заткнуться.

– На жалость бьет, дешевка, – сказал присутствовавший здесь же волчьемордый Санек, потирая впалую щеку, на которой ярко алела свежая ссадина.

– Да нет, – откликнулся Званцев из угла, где он мыл руки над ржавой эмалированной раковиной. – Это в нем «болтливый сок» бродит. Он сейчас вряд ли соображает, что несет.

Эта раковина, да еще тянувшиеся вдоль левой стены обширного, лишенного окон помещения пустые пыльные стеллажи на трубчатом железном каркасе подсказали Балашихину, где он находится. Это было пустующее бомбоубежище под офисом «Борея», построенное, судя по всему, еще в сталинские времена и с тех самых пор медленно, но верно зараставшее пылью в полном небрежении.

– Это мы и без тебя знаем, – сказал Званцев, и Балашихин понял, что опять говорил вслух. – Ты нам лучше расскажи, что это ты удумал. Что за дикие фокусы?

Майор открыл рот и начал говорить. Слова лились легко, как бы сами собой, непрерывным бессвязным потоком. Он подробно изложил свои побудительные мотивы, планы и то, что он думал о деятельности Званцева и о самом Званцеве лично. Он рассказал, как отослал напарника за пивом и скопировал видеокассету, пользуясь богатым оборудованием микроавтобуса, и о том, как позвонил Лопатину из прослушки, и даже о том, как ему не понравился бродивший неподалеку от места встречи бомж.

– Здорово поет, – уважительно сказал Званцеву Санек, когда майор выложил все, что мог, и начал повторяться. – Даже жалко. Я бы с ним с бо-о-ольшим удовольствием поработал!

– Даже не мечтай, – ответил Званцев. – Он мне нужен непопорченным. И так уже дров наломали… Смотри, у него все ребра в синяках.

Только сейчас Балашихин обратил внимание на то, что ни пиджака, ни рубашки на нем нет.

– Ну как же?! – возмутился Санек. – Вы же видели, что он, падла, с нашими сотворил!

Действие наркотика постепенно проходило, и вместе с нестерпимой болью в избитом теле к майору возвращалась способность соображать. Безвыходное положение, в которое он угодил, не вызвало в нем паники: Балашихин бывал в переделках покруче нынешней и давно привык к мысли, что живет, по сути дела, в долг, как и каждый человек, носящий погоны. Обидно было только, что приходится погибать от руки этого нечистого на руку дельца.

Бомбоубежище время от времени сотрясала едва заметная дрожь, сопровождавшаяся отдаленным гулом, – неподалеку проходила линия метро. Балашихин представил себе мчащиеся сквозь тьму подземных тоннелей ярко освещенные поезда, наполненные веселыми, грустными, озабоченными или просто дремлющими людьми. Большинство из них были обитателями дневной, простой и понятной, стороны жизни, в то время как он, майор Балашихин, безнадежно заблудился в потемках. Люди торопились по своим делам и знать не знали о том, что совсем недалеко от них лежит на грязном цементном полу полуголый, скованный по рукам и ногам человек, еще как будто бы живой, а на самом деле – безнадежно мертвый…

– Что же ты, Николай Викторович, – словно издалека, донесся до него голос Званцева, и Балашихин понял, что тот говорил уже несколько минут – как минимум, минуты две, а то и все три. «Пусть барабанит, – вяло подумал майор. – Что он может мне сказать такого, чего я не знаю?»

– Как же так можно? Как маленький, честное слово.

Неужели ты, стреляный воробей, на эти несчастные сто тысяч позарился? Были бы деньги… И потом, неужели ты думал, что я стану этому нищеброду настоящие баксы подбрасывать?

Балашихин заметно вздрогнул: Званцев сумел-таки его удивить.

– Что? – заметив его движение, наклонился вперед тот. – А ты не знал? "Провинциальное мышление – страшная штука, – сообщил он Сане. – Ведь вот же человек – и бизнесом занимался, и за границей больше времени провел, чем в России. И мяли его, и били, и в тюрягу чуть не упекли за здорово живешь. Казалось бы, чего еще? Так нет же, все равно, как был лохом, так и остался. И ладно бы его кидалы на рынке развели, это бы еще можно понять, там ребята крученые… А то ведь сам!

Сам себя кинул, недоумок! Жадность и глупость, собравшись вместе, почти сводят человека в могилу раньше срока… Запиши это где-нибудь, Александр, и перечитывай на сон грядущий, иначе кончишь, как майор."

Санек подобострастно хохотнул, сверкнув стальными зубами.

– Ладно, Николаша, – снова обратился к Балашихину Званцев, – мы пойдем, а ты полежи, подумай о своем поведении. Захочешь пи-пи или еще чего – кричи.

Авось докричишься. Ну а не докричишься – не обессудь.

Придется как-то обойтись.

– Званцев! – сам не зная зачем, окликнул его Балашихин. – Что ты собираешься со мной сделать?

– Как что? – притворно удивился Званцев. – Убить, конечно. Тебя что, это удивляет?

– Ты дерьмо, Званцев, – сказал Балашихин. – Надолго ты меня не переживешь.

– Зато ты у нас чистое золото, – спокойно отпарировал Званцев. – Все у тебя золотое с бриллиантовыми вкраплениями – ум, честь и совесть. И все это стоит ровно сто тысяч фальшивых баксов. Подумай об этом.

Полный тревог и забот путь майора Балашихина завершился: майор лежал в собственноручно вырытой могиле и ждал, когда на лицо посыплется земля.

* * *

Илларион остановил машину перед рестораном.

Ресторан открылся здесь недавно, но уже успел сделаться одним из любимых мест отдыха так называемых деятелей теневой экономики и некоторых политиков. Илларион знал и не очень любил это место, но здесь отлично готовили, а карту вин можно было читать как роман. Кроме того, ему казалось, что такой экзотической даме, как та, обществом которой он наслаждался в данный момент, нужен не менее экзотический фон. Экзотики здесь было хоть отбавляй – на вкус Забродова, ее могло бы быть и поменьше. Например, подумал Илларион, вот этого сплошь зарешеченного грузовика перед парадной дверью запросто могло бы не быть, и никто бы, что характерно, не огорчился. Или этих вот ребят в камуфляже и трикотажных масках, которые стоят по обе стороны двери с таким видом, словно внутри заседает Генштаб, а в городе высадился полк вражеских парашютистов, – их тоже могло бы не быть, и репутация заведения от этого не пострадала бы…

– Какая прелесть! – прозвенел справа от него хрустальный голосок. – Мы будем ужинать в тюрьме?

Илларион бросил быстрый взгляд на свою спутницу.

Оля сидела на пассажирском сиденье, прекрасная и невозмутимая, как произведение талантливого скульптора, резко контрастируя не только со стоявшим у входа в ресторан «воронком», но и с салоном забродовского «Лендровера», который, хоть и сверкал чистотой, все-таки оставался тем, чем был во все времена – надежным и вместительным вездеходом, задуманным, построенным и эксплуатировавшимся в сугубо утилитарных целях.

С некоторым усилием оторвав взгляд от покрытой золотившимся персиковым пушком щеки девушки, Илларион перевел взгляд сначала на «воронок», а потом на стоявших у дверей омоновцев. Те выглядели так, словно собирались пустить здесь корни – видимо, проверка документов только что началась. Заметив в нерешительности замершую напротив машину, один из омоновцев лениво отчалил от крыльца и зашагал к «Лендроверу», придерживая одной рукой автомат, а другую начиная повелительно поднимать ладонью вверх. «Как же, – подумал Илларион с неприязнью, – размечтался.»