Книга Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Юлия Вознесенская

Мой муж сел в деревянное кресло-качалку на террасе и стал смотреть на озеро. «Тебе нехорошо, Илиас?» – спросила я. «Мне очень хорошо. Ты выбрала правильное место для моего перехода в иной мир». Я беспомощно отошла от него. Я не;шала, что мне делать: распаковывать вещи или готовиться к отьезду назад. Илиас это почувствовал и сказал: «Девчонки! Идите к Троллю и договаривайтесь с ним: мы останемся здесь до самого конца». «Понятно, до конца сентября», – сказала Альбина и потащила меня с террасы.

Господин Кролль взял с нас деньги и выписал какую-то сомнительную квитанцию, запачкав ее рыбьим жиром и сажей. «Белье и одеяла вы найдете в шкафу, посуду в буфете, а дрова для камина за домом. Хотите рыбы?» Мы взяли у него три рыбины и пошли в дом. Альбина привезла с собой бутылку французского вина. Мы выпили вино и съели рыбу, а потом проводили Альбину до шлагбаума. Маленький Кролль, выяснив, что остаемся только мы, а машина едет вниз, пошлину нам вернуть решительно отказался.

Эти три форели были последней нашей едой на полтора ближайших месяца. Илиас решил лечиться строжайшим постом, а я стала голодать за компанию – так я ему сказала. На самом деле я дала обет поста, прося у Бога для моего мужа если не исцеления, то спокойной и безболезненной кончины.

Без всякой надежды на результат я начала лечить Илиаса «по собственной методе». Честно говоря, методы никакой не было, просто я штудировала одну за другой главы из травника, потом шла на берег и выискивала растения, которые могли как-то помочь при его состоянии. Иногда я брала ту целебную траву, что попадалась на глаза, лишь бы она не могла ему навредить. Набрав добрую охапку травы, я ее заваривала и целый день поила этим чаем Илиаса. Заодно и сама пила. А утро у нас начиналось с водолечения. Я выбрала подходящий водопад, падавший с небольшой высоты и многоструйный, как хороший душ. С, великим трудом я подтащила к нему несколько плоских камней и выложила под ним площадку, на которую Илиасу было удобно вставать. Рядом я укрепила между камней две коряги с сучьями – вешалки для одежды и полотенец, и мы начали купанья под ледниковым водопадом. Конечно, купанье – это слишком сильно сказано, потому что под ледяными струями выстоять больше пяти секунд не было никакой возможности. Илиас набирал побольше воздуха в легкие, решительно шагал под водопад и стоял под ним сколько мог выдержать. Потом он выскакивал из-под водопада и старался поскорей отдышаться, а я растирала его полотенцем. Потом мы шли домой, читали вместе утренние молитвы, а потом уже «приступали к трапезе», как он шутил, то есть пили мои будто бы чрезвычайно целебные травки. А впрочем, кто их знает; по травникам они все и вправду значились лечебными, а кроме того, ведь собирала-то я их возле нижней кромки ледника, и значит, росли они на границе жизни и смерти. Я считала, что в них должна быть заключена особенная жизненная сила.

Днем мы гуляли, читали Библию и писания греческих святых отцов: эти книги Илюша привез с собой и переводил мне их с греческого на французский. Перед обеденным чаем и на ночь снова купанья в водопаде. Разговаривали мы друг с другом очень мало – берегли силы, да и о чем нам было говорить?

Через три недели поста Илюша так ослаб, что я предложила вернуться в цивилизацию и обратиться к врачам, но он сказал: «Поживем тут еще немного. Если мне будет совсем худо, я прекращу пост. А вот ты могла бы уже сейчас начать есть, ты ужасно похудела». Но вот как раз я не могла прервать своего поста, я же дала обет. Кроме того, мне казалось, что у меня сил хватает на все только потому, что я не трачу их на приготовление и усвоение еды.

А сил у меня уходило много. Илюша уже не мог ходить к водопаду, он вообще не спускался с террасы и проводил почти весь день сидя в качалке и глядя на озеро. Он не мог удержать в слабеющих руках даже молитвенника. Я кое-как выучилась читать по-гречески, почти ничего поначалу не понимая, а он слушал меня, поправлял и переводил. Но кроме многочасового чтения и молитв, которые теперь тоже читала я одна, мне надо было каждый день с утра ходить к водопаду и приносить оттуда воду: Илюша был уверен, что без обливаний ледниковой водой он теперь не может жить. На кухне был термос, другой мы привезли с собой, а еще два я просто похитила из двух освободившихся рядом домиков. Господин Кролль, которого мы между собой, разумеется, именовали Троллем, принес мне три пластиковых ведра. И вот я каждый день с рассветом шла к водопаду и возвращалась, неся в руках два ведра, а в рюкзаке за спиной – четыре литровых термоса ледниковой воды. Я стащила с террасы па дорожку перед домом одну из скамеек; я ставила на нее два ведра с водой и третье – пустое, в которое потом выливала воду из термосов. Теперь обряд ледникового омовения происходил так: «Во имя Отца, – стоя на скамье, я поднимала первое ведро и опрокидывала его на голову мужа, – и Сына – второе ведро, – и Святаго Духа! Аминь!» – третье ведро, и я спрыгивала со скамьи, чтобы начать его растирать полотенцем. И вот так дважды в день. Илюша уверял меня и Кролля, со спокойным вниманием наблюдавшего нашу странную жизнь, что такое окачивание смывает с него болезнь и грехи. «Тут нет ничего удивительного, я ведь знаю, что ты молишься обо мне, когда ходишь за водой, и вода становится вдвойне целебной». Он угадал – так оно и было. Набрав воды, я всегда останавливалась над озером и просила у Господа сил на этот день. Потом я стояла на берегу и смотрела, как чайки купаются в солнечном свете при рождении дня, и Бог был со мной повсюду…

– Бабушка! – воскликнула я, пораженная ее словами. – Это были те самые слова, которыми закончил свое пророчество Мерлин: «Ты будешь купаться в любви, как чайки купаются над озером в солнечном свете…»

– Что, милая?

Но мне не хотелось прерывать ее повесть.

– Ничего… Просто ты не говорила, что на озере жили чайки.

– Да, там было множество чаек. Я любовалась ими, а потом надевала рюкзак с четырьмя термосами, брала в руки по ведру и шла в дом. Днем мне надо было собирать и заваривать травы и дом содержать в порядке, а ночами просыпаться и слушать, как спит и дышит Илюша.

– Бабушка, а ты не боялась, что дед умрет не от рака, а от голода?

– Нет, этого я не боялась. Я была как натянутая струна между Илюшей и Богом, я вся была настроена на упованье: если Господь захочет, Илюша будет здоров, а если нет – значит лучше ему умереть здесь. Но страхи, конечно, были, да еще какие! На шестой неделе поста его вдруг начал мучить сильный кашель и, извини за подробности, он стал выплевывать какую-то черную и зловонную мокроту. Я очень испугалась и спросила его, не хочет ли он спуститься с гор и вернуться в Париж? А он вместо ответа спросил: «Я становлюсь тебе противен? Ты больше не можешь выносить этот смрад? Потерпи, осталось уже немного». Я ужасно на него обиделась и… Ты не поверишь, я и сама себе потом не верила, но я размахнулась и дала ему оплеуху за эти слова. Потом села перед ним на пол и разревелась, приговаривая: «Да как же ты посмел такое сказать! Именно сейчас! Ведь ты же выплевываешь из себя гниль, дохлятину, потому что твой рак подох! Понимаешь – сдох! А кто сказал, что дохлые раки хорошо пахнут?» Он засмеялся и сказал: «Кто я такой, чтобы Господь являл на мне Свои чудеса и милости? Да и зачем я Ему здесь, на земле? Чтобы нарисовать еще сотню картинок? Я не жду чуда. Я только хочу до конца моих дней оставаться на этом пустынном берегу, ведь я здесь только с теми, кого люблю больше всех – с Богом и с тобой». И тут я спросила его: «Илюша! А если бы чудо случилось, ты бы вернулся в Париж, в нашу мансарду?» – «Конечно, нет! Прежняя моя жизнь привела к раку, так неужели я стал бы повторять ее, чтобы получить через несколько лет новый рак? Если бы Господь меня помиловал, подарил мне еще одну жизнь, я бы распоряжался ею как принадлежащей Богу». – «Ты ушел бы в монастырь?» Он засмеялся: «В монастырь женатых не берут, моя красавица. Так просто ты от меня не отделалась бы! Нет, я просил бы Господа дать мне мудрость и силы оставшуюся жизнь служить Ему, а как – уж это Ему виднее. Он и указал бы путь. Может быть, священство?» «Священство исключается, – вздохнула я, – ведь я уже была один раз замужем, еще в России. Придется тебе подыскать что-нибудь другое. Подумай об этом, поскольку чудо уже происходит – ты выздоравливаешь».