Книга Что может быть проще времени? - Клиффорд Саймак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но настоящие цепи, которые удерживают тебя, – роскошь и беззаботность. От такого трудно отказаться. И в «Фишхуке» это понимают. Поверь мне, Шеп, это самая крепкая тюрьма, когда-либо построенная человеком.
Но, как любая тюрьма, она ожесточает и закаляет. Узнав о шпионах и охране, становишься хитрым и изворотливым. Собственно, сами шпионы и охранники придают смысл твоему существованию. Ошибка «Фишхука» в том, что он перестарался: не нужно было вообще никакой системы безопасности. Предоставленный самому себе, любой мог бы совершать «побег» каждый месяц. И приплетаться назад, почувствовав, каково за пределами этого рая. Но когда ты узнаешь о патрулях, винтовках, собаках, ты принимаешь это как вызов и вступаешь в игру, где ставка – собственная жизнь…
– Наверняка, – заметил Блэйн, – побегов было немного. Даже попыток. Иначе бы «Фишхук» придумал что-нибудь новое.
– Ты прав, – хищно ухмыльнулся Стоун. – Побег мало кому удался. И мало кто пытался бежать.
– Только ты и Ламберт Финн.
– Ламберт, – сухо ответил Стоун, – все это время был мне примером. Его успех вдохновил меня. Он бежал за несколько лет до моего появления. Кроме того, задолго до Ламберта был еще один побег. Что стало с тем человеком, до сих пор никому не известно.
– Ну хорошо, – продолжил Блэйн, – а что будет с тем, кто убежал, кто скрывается от «Фишхука»? Что его ждет? Вот у меня в кармане пара долларов, принадлежащих даже не мне, а Райли, у меня нет ни документов, ни специальности, ни работы. Что будет…
– Ты как будто жалеешь, что убежал.
– Бывают моменты, что и жалею. Если б начать сначала, то я бы не дал застать себя врасплох. Я бы перевел деньги в какую-нибудь соседнюю страну. Подготовил бы новые документы. Зазубрил бы пару учебников, чтобы работать кем-то вроде счетовода и ждать.
– Мы не можем ждать! – выкрикнул Стоун.
– Вспомни старые религиозные распри, – предложил Блэйн. – Войны между протестантами и католиками, между христианством и исламом. Где они теперь?
– Они прекратились благодаря «Фишхуку».
– Все всегда прекращается благодаря чему-то. Иначе не было бы надежды. Ситуации и события упорядочиваются, и вчерашние бури становятся чисто академическими вопросами для историков.
– Неужели ты будешь ждать? – спросил Стоун. – Ждать сотню лет?
– Ждать незачем, – сказала Гарриет, – все уже началось. А Шеп подключится.
– Я?
– Да, ты.
– Шеп, выслушай меня, – попросил Стоун.
– Я слушаю, – ответил Блэйн, и, чувствуя опасность, в нем колыхнулось что-то чужое и дрожь прокатилась по телу.
– Я создал организацию – можно назвать ее подпольем. У меня есть группа паракинетиков, или штат, или комитет, который разрабатывает первоначальные планы и тактику некоторых экспериментов и исследований. С их помощью мы продемонстрируем, что паранормальные люди могут быть полезными человечеству и без «Фишхука».
– Пьер! – воскликнул Блэйн, глядя на Гарриет.
Она кивнула.
– Так вот что ты имела в виду с самого начала. А тогда, на вечеринке у Шарлин, ты мне говорила: «Старый приятель, старый друг»…
– Ты считаешь, что я поступила неверно?
– Да нет, почему же.
– Скажи, ты бы согласился, если б я тебе тогда все рассказала?
– Не знаю, Гарриет, честное слово, не знаю.
Стоун поднялся из кресла и сделал несколько шагов в сторону Блэйна. Вытянув руки, он положил их ему на плечи. Его пальцы напряглись.
– Шеп, – твердо произнес он, – Шеп, это очень серьезно и важно. Нельзя, чтобы вся связь человека со звездами шла только через «Фишхук». Человечество не может быть наполовину приковано к Земле, наполовину свободно.
В тусклом комнатном освещении его взгляд не казался жестким. Он казался вдохновенным, а в глазах поблескивали непролитые слезы. Когда он снова заговорил, голос его уже звучал мягко.
– Есть звезды, – почти шепотом, будто разговаривая с самим собой, сказал он, – где люди должны побывать. Чтобы увидеть, каких высот способна достичь человеческая раса. Чтобы спасти свои души.
Гарриет с деловым видом взяла сумочку, перчатки.
– Вы как хотите, а я с голоду умирать не собираюсь. Идете со мной или нет?
– Я иду, – объявил Блэйн.
И вдруг вспомнил.
Она перехватила мысль и рассмеялась:
– За наш счет. За это пригласишь нас как-нибудь двоих.
– А зачем? – вмешался Стоун. – Он уже в штате и получает жалованье. У него есть работа. Не так ли, Шеп?
Блэйн промолчал.
– Шеп, ты ведь со мной? Ты мне нужен. Без тебя мне не справиться. Мне не хватало как раз тебя.
– Хорошо, я с тобой, – просто ответил Блэйн.
– Ну, раз с этим наконец разобрались, – сказала Гарриет, – пошли обедать.
– Вы идите, – сказал Стоун, – а я буду стоять на страже.
– Но, Годфри…
– Мне надо кое о чем поразмыслить. Есть пара вопросов.
– Пошли, – Гарриет повернулась к Блэйну. – Пусть сидит и думает.
Блэйн последовал за ней, несколько озадаченный.
– Теперь рассказывай, – потребовала Гарриет. Они сделали заказ, и Гарриет, устроившись поудобнее за столом, приготовилась слушать. – Что произошло в том городке? Что было после того? Как ты попал в больницу?
– Об этом позже, – отказался Блэйн. – Еще будет время обо всем тебе рассказать. Прежде ответь, что с Годфри?
– Ты имеешь в виду, что он остался в номере подумать?
– Да. Но не только. Выражение его глаз. Эта навязчивая идея. Как он говорит, спасение людей – побывать на звездах, словно старый отшельник, которому явилось знамение.
– Ты прав, – сказала Гарриет, – все именно так.
Блэйн ошеломленно уставился на нее.
– Это произошло во время того последнего путешествия, – продолжала Гарриет. – Он там тронулся. Что-то он там увидел, что потрясло его.
– Я знаю, – сказал Блэйн. – Иногда в путешествиях встречаешь такое…
– Жуткое?
– Да, конечно, жуткое. Но это не все. Скорее непостижимое. Процессы, причинно-следственные связи, совершенно невероятные с позиций человеческих логики и этики. Явления, в которых не видно смысла, которые не укладываются в голове. Рассудок человека оказывается бессильным. И это страшно. Нет точки опоры, ориентира. Ты один, абсолютно один, и вокруг – ничего из знакомого тебе мира.
– У Годфри было другое. Нечто, что он понял и постиг. Это было совершенство.
– Совершенство?!
– Я знаю, фальшивое слово. Выспреннее. Надуманное. И все же единственно подходящее.