Книга Открой свое сердце - Марина Преображенская

Пожарные приехали быстро. Суетливо, несколько раздраженно разузнали, в чем дело. Почему нет дыма, воет сирена, лежит в луже крови женщина… В луже крови…

— Семеныч, носилки!

— Носилки? «Скорую» надо, а они — пожарных. Где-то, может, пламя до небес, люди гибнут, а мы тут возимся… — Семеныч вразвалку полез в машину и вместе с молоденьким молчаливым напарником вытащил из нее брезентовые носилки.

— Как зовут женщину? — Алинка услышала над головой чей-то голос. Голос звучал глуховато и устало. Алина повернулась и увидела прямо перед собой доброе спокойное лицо. На лбу ровными рядками лежали неглубокие, но четкие и частые морщинки, такие же морщинки разбегались лучиками от уголков глаз и бороздили суховатые слегка впалые щеки. Алинка смотрела в это лицо и совершенно не могла понять, о чем ее спрашивает этот человек.

Она была потрясена до глубины души. Желтоватый отсвет фонарей делал всех какими-то неживыми. Сделанными из пластмассы или воска. Даже движения этих людей казались какими-то неестественными.

— Вы меня слышите? — Губы спрашивающего зашевелились, и это едва заметное движение несколько отрезвило Алинку. Она кивнула головой в знак того, что да, она слышит.

— Так вы знаете имя этой женщины?

— Нет, — Алинка пожала плечами. Ей самой было странно, что она не знает имени.

— И что с ней произошло, тоже не знаете?

— Нет-нет, я просто шла по улице, услышала стон и подошла посмотреть. Она тут лежала, как мертвая… Я испугалась… Я понимаю, надо было «скорую», но я испугалась. — Алинка говорила торопливо, словно боялась, что ее могут обвинить в случившемся с этой женщиной. — Хотя… Вы знаете, мне кажется, ее зовут… Да, точно. Ее зовут Нонна. Она работает в садике. Двадцать восьмом, на улице Героев Панфиловцев, нянечкой, кажется. — Алинка неожиданно вспомнила имя этой женщины, и ей почему-то стало легче. — Нонна, точно! — Она перевела взгляд с прапорщика в пожарной форме, скользнула глазами по плотно сидящей каске стального цвета и уставилась в далекую, едва заметную точечку звезды. Точечка мерцала оранжевым цветом, то исчезала, то появлялась и словно бы гипнотизировала Алинку, не давая ей посмотреть на землю. Время остановилось, и казалось, что так будет всегда. Всегда будет мерцать звездочка, суетиться вокруг непонятно откуда взявшийся люд, будет заливаться соловей. Ему все равно, что творится здесь, внизу. Он возвышается надо всем и поет свои переливчатые песни, выделывая такие коленца, что ни одному двуногому не одолеть ни на каком инструменте, не говоря уж о голосе.

Из машины вяло выбрался еще один пожарник. Он хлопнул дверцей и направился к прапорщику:

— Ну, что будем делать?

— «Скорую» по рации. Едрена-ть твою… Мы-то здесь вряд ли зачем сгодимся… Давай, Гришань, выполняй.

— Уже, — нехотя отозвался только что подошедший, и Алинка перестала смотреть в небо. Она повернулась всем корпусом в сторону беседующих и тупо уставилась на нагрудный знак Гришани. Чем-то они были схожи — звездочка в небе и нагрудный знак. Мерцали одинаково, что ли, или еще чем.

— Сообразительный, — похвалил Семеныч и похлопал по плечу Гришаню. — Будет толк…

Он нагнулся над землей и развернул рядом с Нонной серо-зеленый прямоугольник брезентовой ткани. — Ну, давай. — Он кивнул и без того уже приноравливающемуся к подмышкам лежащей женщины Гришане. — И-и-и, раз!

Нонна глухо застонала. В животе у Алинки похолодело, она приблизилась к женщине вплотную, присела на корточки и провела пальцами по холодному влажному лбу.

— Разойдитесь, товарищи. Ну разойдитесь же! И кой черт вам не спится? — Семеныч расчищал путь к машине. Толпа густела, напирала все теснее, обступая лежащую на носилках Нонну и сидящую над ней на корточках Алину.

Вдруг кто-то громко сказал:

— О! Так это же Нонка! Она здесь в баре работает.

В ответ раздался гул голосов. Все стали обсуждать эту новость. И откуда они появились? То ни души, хоть ором ори, а тут…

Семеныч подошел к машине, встал на ступеньку и заглянул в кабину. Там сидели еще два-три человека. Сколько точно, Алинка не разглядела, да ее, собственно, это меньше всего волновало. Нонна дышала тяжело, надсадно, она руками тянулась к животу, но где-то на уровне бедер руки срывались, соскальзывали и безвольно падали на асфальт.

— Там… там… — зашептала она и с мукой в невидящем взгляде посмотрела на Алинку, словно приглашая ее нагнуться еще ближе. Она хотела что-то сказать. Алинка ухом едва не прикоснулась к ее губам и услышала одно единственное слово: Витька.

Алинка вздрогнула, отпрянула от лица женщины. Ей хотелось растормошить ее, расспросить, не связано ли это с именем ее любимого. Почему Витька? Почему именно Витька? И где — «там»? Там — у нее в животе? Чего же это она так разволновалась, мало ли Витек на белом свете? Алина посмотрела на прикрытые веки и бледно-желтые впалые щеки, не скажет ли эта женщина еще чего-нибудь. Нонна молчала. Тонкие губы ее были плотно сжаты, лоб сух и прозрачен, она снова показалась Алинке неживой, лишь только ноздри ее слегка подрагивали, и медленно невысоко вздымалась под покровом платья грудь.

— Вставай, — кто-то ласково прикоснулся к ее плечу, Алина повернула голову и увидела над собой все того же Семеныча. — Не сиди тут, сейчас приедет «скорая». И все будет хорошо, вот увидишь. Все будет хорошо, — почти по слогам произнес Семеныч. Алинка поднялась, ей не стало легче, но она почувствовала какую-то силу, исходящую от этих людей. Конечно же, они знали, что нужно делать. Не то что Алина.

Семеныч не спеша, словно разминая кости, пошел в сторону красно-белой машины. Алинка инстинктивно двинулась за ним, но Семеныч остановился и сказал:

— Гриша, а ты останься, а? И носилки, сам понимаешь… И девушку, вот… А там помощь какая понадобится.

— Бу сделано, — немедленно отозвался стриженый, и в глазах его мелькнул озорной огонек.

— Ах ты ж, черт, — Семеныч подмигнул ему. — Не забывай, ты на службе, понял?

— Еще бы! Служу Советскому Союзу!

— Обалдуй, — покачал головой Семеныч и открыл дверцу кабины. В машине азартно резались в карты. Игра приостановилась, и все разом повернули головы к Семенычу.

— Поехали, что ли, — сказал тот, вставая на подножку. Он еще раз оглянулся и крикнул стоящему рядом с Алиной Гришане:

— Только голову не потеряй… Вместе с носилками… — Он покачал головой, в его глазах вспыхнул и погас блуждающий огонек, он еще раз подмигнул и, по-молодецки крякнув, влез в кабину.

Гришка оживился, и его неистребимая улыбка явно приняла игривый оттенок.

— Слушаюсь, товарищ командир! — выпалил он и сделал «ручкой» своему товарищу, все еще держащему в руках разложенные веером карты. — Бублик, с тебя рублик! Не забудь. Должо-о-ок…

— Заводи, Рубашкин, — спокойно прервал мальчишечью болтовню Семеныч.

Рубашкин — легкий живой паренек, над которым только что подтрунивал Гришка, сунул карты в нагрудный карман и одновременно с захлопнувшейся дверцей включил сцепление и вдавил газ. Мотор с места в карьер завелся, и, оставляя шлейф гари, явно улавливаемый, но почти невидимый в темноте, машина тронулась.