Книга "Все на выборы!", или Пуля для сутенера - Фридрих Незнанский

Кто-то тихо отозвался из-за угла, и вслед за тем Лазаренко услышал тихий звук приближающихся шагов. Майор невольно напрягся.

Шаги звучали все ближе, и пару секунд спустя из-за угла дома вышла собака. Это был огромный бело-бурый сенбернар. Лазаренко, который с детства боялся собак, пропотел от страха и тихо попятился к калитке.

— Хорошая собачка, — пролепетал он и тут же вспомнил, что с собаками нужно говорить уверенным голосом, чтобы они не почувствовали твоего страха.

— Хороший песик, — снова сказал он, но уже твердым голосом. — А где твой хозяин? Ты же его не съел?

Собака облизнулась длинным широким языком и двинулась к майору, тихо цокая когтями по бетонной дорожке. Максименко вновь попятился, но заставил себя остановиться.

— Стой! — властно приказал он псу. — Ты выглядишь ужасно, но ты всего лишь собака, а я человек. И ты должна мне подчиняться.

Сенбернар остановился и, чуть склонив набок огромную голову, вслушался в слова майора.

— Вот так, — обрадовался успеху Лазаренко. — А теперь — отойди в сторону и дай мне пройти в дом.

Собака стояла неподвижно, склонив голову набок и глядя на майора огромными печальными глазами.

— Хороший песик! — Лазаренко выдавил из себя улыбку и осторожно двинулся к дому.

Чтобы обойти пса, ему пришлось сойти с дорожки на землю. Шаг… Еще шаг… Третий… Вот и крыльцо. Максим поставил ногу на нижнюю ступеньку, и тут собака сорвалась с места и с грозным рычанием бросилась на майора.

Лазаренко больше не медлил. Он пулей взбежал на крыльцо, схватился за дверную ручку и рванул дверь на себя. Как ни странно, дверь оказалась открыта.

Мысленно поблагодарив за это Господа, майор влетел в дом, захлопнул дверь перед самым носом у внезапно взбесившегося пса и защелкнул замок.

Прижавшись спиной к двери, Лазаренко изумленно пробормотал:

— Что это я только что сделал? — Он поднял руку и потрогал лоб. — Может быть, у меня жар?

Однако дело было сделано. Он без спроса вошел на территорию чужой частной собственности. Потом беседовал с огромной собакой, которая могла разорвать его на куски. А потом, вместо того чтобы уйти и из-за забора кликать хозяина (как сделал бы на его месте любой здравомыслящий человек), пробрался в чужой дом, а теперь еще и заперся в нем.

Логики во всем этом не было. Но была интуиция. Именно она заставила майора сделать то, что он сделал.

Отдышавшись, Максим принялся за осмотр дома. Соседка сказала, что Марат ушел в лес. Но она могла и ошибиться. Что, если он сейчас спокойно спит на диванчике в гостиной? Или дремлет над бокалом пива и раскрытым журналом на кухне?

Однако ни в гостиной, ни на кухне его не было. Очень скоро Лазаренко убедился, что дом пуст. И тогда он принялся за тщательный обыск.

Все, что он делал, было противозаконно. Но в данных условиях не приходилось думать о законе. Главное, что-нибудь найти. Что-нибудь, что могло бы подтвердить подозрения Максима.

Отец Давлетьярова, скрюченный седовласый инвалид с палкой в руке, сообщил, что Марат редко бывает в городе и почти все свое время проводит на даче. Лазаренко надеялся найти здесь что-то вроде тира, набитого всевозможным оружием, где Давлетьяров-младший мог оттачивать свое мастерство.

Однако в доме было всего три небольших комнаты, и ничего криминального Лазаренко в них не нашел.

Опустившись в кресло, майор достал из кармана сигареты. Взгляд его был задумчив. Под карими глазами темнели круги от бессонной ночи.

Доставая из пачки сигарету, Лазаренко случайно наткнулся взглядом на небольшой бугорок на ковре — в правом углу комнаты. Максим сунул сигареты в карман, поднялся с кресла, быстро прошел через комнату, нагнулся и откинул край ковра.

Это была крышка погреба.

Лазаренко, не мешкая ни секунды, схватился за медное кольцо, откинул крышку и, освещая себе дорогу фонариком, стал спускаться вниз по ступенькам железной лестницы. Вскоре он оказался в просторной комнате. Первая же находка заставила сердце Максима биться сильнее. На деревянном столике у стены он увидел пачку мишеней, а чуть правее — пистолет ПМ и две обоймы.

— Вот ты и попался, — тихо проговорил Лазаренко и, обхватив рукоять пистолета носовым платком, сгреб его со столика.

7

Ждать пришлось долго, почти час. На исходе этого часа дверь открылась, и в дом вошел невысокий стройный, темноволосый парень лет двадцати двухдвадцати пяти на вид.

Едва он закрыл за собой дверь, как из темного угла прихожей вышел Лазаренко.

— Здравствуй, Марат, — негромко проговорил он.

Парень повернулся, увидел майора, сжимающего в руке пистолет, и попятился, с изумлением и страхом глядя на нежданного гостя.

— Кто вы? — хрипло спросил он. — Что вам здесь нужно?

— Сядь в кресло, — приказал Лазаренко. — У нас с тобой будет долгий разговор.

Марат продолжал стоять.

— Сядь! — резко сказал майор и качнул стволом пистолета.

На этот раз парень сбросил с себя оцепенение и подчинился.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Лазаренко и сел в соседнее кресло. Несколько секунд майор разглядывал Марата, и на лице его застыло выражение глубочайшего удовлетворения.

Наконец Лазаренко усмехнулся и радостно проговорил:

— Ох, парень, если бы ты знал, как я рад тебя видеть!

— Чего это вы так рады? — с опаской спросил Марат. — И кто вы вообще такой?

— Я — майор Лазаренко. Но ты можешь звать меня просто Максим Иванович.

Темные брови парня съехались на переносице.

— Так вы из полиции? — спросил он севшим голосом.

Майор кивнул:

— Да.

Марат слегка побледнел.

— Но вы… не имеете права здесь находиться! — Парень сжал кулаки. — Этот дом — моя частная собственность! И я не впускал вас сюда!

— Тихо, — сказал Лазаренко. — Тихо, не кипятись. Чего ты развизжался, как баба? Мужчина должен уметь проигрывать.

Марат нахмурился и покачал головой:

— Не понимаю, о каком проигрыше вы говорите. Я с вами ни во что не играл.

— Да ну? — Майор Лазаренко засмеялся. — Значит, не играл! Забавный ты парень, Марат. Забавный, но стреляешь хорошо!

Марат молчал. Он был бледен и хмур, и на нежданного гостя смотрел с нескрываемой ненавистью.

Тогда Лазаренко заговорил снова:

— Скажи-ка, дружок, ты давно был у врача?

В глазах Давлетьярова мелькнула тревога.

— В каком смысле? — удивленно спросил он.

Лазаренко улыбнулся и проговорил мягким, «отеческим» голосом: