Книга Париж в любви - Элоиза Джеймс

* * *

Анна вернулась из школы с несчастным видом. Каждый день кто-нибудь из учеников звонит в колокольчик, возвещая окончание занятий. Сегодня была очередь Анны. Она ринулась вниз по лестнице, до такой степени взволнованная, что даже не подумала спросить разрешения — просто позвонила в колокольчик. Но было еще слишком рано, и на нее накричали и выставили за дверь. И — что хуже всего — над ней посмеялся мальчик по имени Томмазо.

* * *

Вчера я увидела в витрине типичный французский зонтик: ярко-красный в горошек, с оборочкой. Я сразу же представила себе, как он танцует на улице под дождем, и купила его для Анны. За это я удостоилась лишь возмущенного возгласа: «Мама! Ты думаешь, что я Минни-Маус?» Если в дождливый день вы увидите типичную мышку Минни, идущую по улице Консерватории — знайте, что c’est moi.[76]

* * *

Сегодня у станций метро стояли молодые люди, продавая букетики нарциссов. Стебли были туго перевязаны, так что головки образовали пышные букеты. Почти каждая женщина давала им пару евро, и вся улица наполнилась женщинами со счастливыми лицами, уткнувшими нос в ярко-желтые цветы.

* * *

Во время ланча мы с Алессандро прогуливались по залам в «Отеле Друо», где были выставлены вещи перед началом аукциона. Это была высокая мода — одежда, полностью сшитая вручную. Я примерила вечерний пиджак от «Шанель», который, должно быть, весил пятнадцать фунтов благодаря нашитым бусинам и изысканной вышивке золотом. Тысячи и тысячи стежков золотой ниткой и сверкающие бусины. На какую-то минуту я почувствовала себя Грейс Келли.

* * *

Флоран — воплощение романтического француза. Алессандро рассказывает, что он снова по уши влюблен — словно итальянской официантки никогда и в помине не было. Теперь он говорит только о своей коллеге, которую зовут Полин. Очевидно, она питает к нему интерес, но ведет себя уклончиво. Флорану сорок один, и он очень хочет завести семью. Полине же всего двадцать с небольшим, и она не готова брать на себя долгосрочные обязательства. Алессандро напомнил, что официантка была тоже намного его моложе, на что Флоран возразил, что его отцу семьдесят один, а он женат на тридцатипятилетней. Гм-м.

* * *

В «Бон Марше» были выставлены бледно-желтые туфли и туфли цвета дыни. Лучше всего были розовые сапожки с маленькими серебряными пуговками и туфли на тонком низком каблуке от Сони Рикель, украшенные блестящей гроздью черного винограда. Они совершенно непрактичны и совершенно прелестны. От обуви я перешла к одежде и остановилась перед одной юбкой. В приступе весенней лихорадки я решила ее примерить, но она безбожно обтянула мой зад. У молодой продавщицы вытянулось лицо, когда я спросила, нет ли большего размера. «Больше не бывает», — сказала она. Я крадучись вышла из отдела, чувствуя, что с таким задом вообще не имею права жить в Париже.

* * *

Марина звонила из Флоренции, чтобы сообщить, что Мило внезапно свалился с кушетки. Преодолев свой испуг, она и соседи решили, что у Мило проблемы с пищеварением. В качестве лекарства попробовали уголь. Первая попытка была неудачной: Мило слопал ветчину и выплюнул спрятанный в ней уголь. То же вышло и во второй раз. Однако на третий раз Мило проглотил все целиком. С тех пор он больше не падал с кушетки. Итак, теперь вы знаете, что делать, если когда-нибудь свалитесь с кушетки.

* * *

Сегодня утром в метро двое подростков обнимались, укрывшись за автоматом с напитками. Анна оглянулась на них. «У них слились рты, — прошипела она, — точь-в-точь как у женатых людей. — И минуту спустя добавила: — Романтично. Но отвратительно».

* * *

Моя подруга Кэрри с дочерью прилетела в Париж. Не успела я оглянуться, как уже поднималась вместе с ними на Монмартр — самую высокую точку города. Когда я, пошатываясь, добралась до последних ступеней, то увидела купол базилики Сакре-Кёр, сияющий на солнце. Он был покрыт рядами кремовых фестонов, которые напомнили мне детские рисунки с изображением океанских волн: очень правильные и совершенно фантастические.

* * *

Когда я уезжала из Соединенных Штатов, чулки были не в моде. Поэтому я удивилась, увидев француженок, сидящих в кафе: их глянцевитые ноги выглядели совершенно потрясающе. Мы с Кэрри заглянули в магазин, где продают чулочные изделия, и нас проинформировали, что в этом году леди носят «невидимые» чулки, или чулки песочного цвета. Я нахожу голые ноги неэлегантными, так что аллилуйя!

* * *

Фрейд отдыхает: за завтраком я сказала Алессандро: «Судя по всему, в катакомбах интересно! В 1741 году там затерялся один человек, и его тело нашли только через девять лет. Давай сводим туда детей сегодня днем». Последовало молчание… Затем раздался оглушительный хохот. Мы отправляемся туда.

* * *

В 1786 году французы опустошили несколько кладбищ и перенесли останки в катакомбы под Парижем, повесив над входом зловещую надпись: «ОСТАНОВИСЬ! ЭТО ИМПЕРИЯ СМЕРТИ». В катакомбах из костей сложены стены вдоль извилистых тропинок, причем из костей и черепов созданы красивые композиции. Есть тут даже то, что может вызвать восторг у автора любовных романов: стена из костей и черепов в форме сердца.

* * *

Детям понравились катакомбы. Сколько было визга, когда струйки воды (возможно, из канализационных труб) обрызгивали их блестящие волосы, и сколько воплей, когда они случайно задевали какую-нибудь кость! Экскурсия в подземное кладбище превратился в захватывающее парижское приключение. Оживленная дискуссия о том, как кто-нибудь, обладающий криминальными наклонностями, украл бы кость, а потом ему до конца жизни являлось мстительное привидение восемнадцатого века, бесконечно всех взбодрила.

* * *

Мы с Кэрри встретились с группой французских читательниц любовных романов, которые задарили нас и пригласили в ресторан, где никогда не бывал ни один турист. Особенно нас восхитила картина с изображением молодой леди, на которой ничего не было, кроме фартучка, чулок и очаровательной шляпки, а в руке была какая-то двусмысленная тряпочка. Интересно отметить, что фантазия французской горничной столь же несносна, как воображение американского мужчины.

* * *

Вчера было немного дождливо, и мы были практически одни в Фонтенбло — дворце французских королей и Наполеона. Я долго стояла, рассматривая роскошный будуар Марии-Антуанетты, облицованный панелями с фантастическими арабесками. Там была великолепная кровать, на которой королеве не удалось поспать, потому что революция началась прежде, чем ее семья вернулась в этот дворец. Тогда как величественный Версаль грандиозен и я чувствовала там себя норвежской крестьянкой, Фонтенбло вызвал у меня желание быть королевой — но при условии, что жизненный срок будет длиннее, чем у бедной Марии.

* * *

Вчера в Фонтенбло мы зашли в ресторан. С диким блеском в глазах Лука заказал свиные ножки под горчичным соусом. Через минуту после того, как ему принесли это блюдо, он схватил моего чудесного барашка. Мне пришлось есть свиные ножки, которые, наверно, были пухлыми, судя по жирному мясу на крошечных косточках. Слава богу, бордо было превосходным.