Книга Амеде Ашар. Сочинения в 3 томах. Том 3. Плащ и шпага. Золотое руно - Амедей Ашар

Прочтя её, Югэ сильно побледнел.

— Лошадей! — крикнул он, повернувшись к Коклико.

Письмо за подписью Порчиа и Колиньи давало ему возможность требовать своих лошадей в любой момент. Через минуту четверо всадников уже скакали по дороге в ночной темноте.

Прибыв в гостиницу в окрестностях Линьи, Югэ по совету Криктена стал дожидаться, пока тот не сообщит госпоже о его прибытии.

— Граф, — обратился между тем к нему Коклико, — приведите себя в порядок. Вы после дороги выглядите лесным разбойником, никак не меньше.

Добавим, что если бы кто-нибудь напомнил Югэ о поручении главнокомандующего французской армией доставить королю важное донесение, он, пожалуй, сильно удивился бы, но наверняка не покинул гостиницы. Пока Югэ чистился и мылся, к Лудеаку примчался радостный Карпилло.

— Я их видел обоих, как вас сейчас — сообщил он. Монтестрюк в гостинице. Там у меня есть друзья, они мне сообщат о нем все. Лакей пошел в аббатство.

— Отлично! — воскликнул Лудеак. — Будем действовать наверняка. Пойдем к Шиврю.

Лицо Сезара просияло с их приходом.

— Держу пари, вы пришли с хорошими вестями, — заявил он.

Лудеак рассказал ему последние новости.

— Рыба плавает у самой сети, — добавил он. — Еще немного, и она наша.

— А затем?

— А затем — наше с тобой дело… У меня превосходнейший план. Человека с бумажкой можно завести куда угодно. Об этом плане я хочу сообщить синьору Карпилло. Уж он-то поймет меня с полуслова.

— Ты что же, боишься, что я проболтаюсь?

— Да нет. Я боюсь, что ты не решишься на его осуществление. Твоя совесть слишком нежная, моя же совсем не такая.

— Не бойся. По дружбе к тебе я заставлю замолчать свою совесть. Открой же мне свое сердце.

— Ну, тогда вот что, друг мой. Давай разорвем твои связи с Порчиа, а в качестве его тайного агента представим Монтестрюка.

— Каким же образом?

— Кое-кто сможет тайно пробраться к нему в комнату.

— Например, я, скромно заметил Карпилло.

— После этого посещения у Монтестрюка в кармане окажется ряд писем от Порчиа, опасных для владельца кармана.

— Это очень просто сделать. — И Карпилло даже облизнулся от предвкушения своей подлости.

— Но надо ещё несколько писем разложить по шкафам в спальне Монтестрюка. Кроме того, надо его впутать в какое-нибудь дельце, которое привело бы его в стены аббатства, куда, на наше счастье, удалилась герцогиня де Лавальер.

— Браво! — воскликнул Карпилло. — Завязывается интрига. И тогда пропал граф де Шарполь.

— Ты понял, — подхватил шевалье, — поднять глаза на фаворитку! … Да такое преступление не простит ни один король, а уж Людовик XIY в особенности.

— Так-то оно так, — произнес Шиврю, — но как же нам удастся толкнуть Монтестрюка на такие действия?

— Да кому же нужно, чтобы совершил его в действительности? Важно только, чтобы король подозревал. А графиня де Монлюсон в том же аббатстве, что и де Лавальер. Это такое счастье! Грех им не воспользоваться. Влюбленные любят писать друг другу записки. Одна из них теряется и попадает к королю. Он ревнив и легко поверит, что она написана совсем другой… Нет, ты будешь герцогом, Сезар.

— И этот герцог сделает для тебя все, шевалье.

— Я прошу у судьбы сделать меня принцем хоть на несколько часов, — ответил Лудеак, день и ночь мечтавший о Леоноре.

— В самом деле, ты так любишь принцессу?

— Это не любовь, это бешенство, ответил мрачно шевалье.

— Ты полагаешь, бешенство приятней?

— …Уже потому, что сильнее. И всеобъемлюще. Во всеобщую же любовь я не верю.

— Это не по-христиански.

— Зато вернее.

— Но, может быть, несправедливее…

— Так ты собираешься на амвон? Или на герцогство?

— Да, да, — забормотал Шиврю. — Просто я…

— Просто ты забываешь, чего хочешь. Мне же приходится ещё исполнять и эту обязанность — напоминать тебе, что тебе надо.

Шиврю почти искренне поблагодарил приятеля, и они расстались.

Пока Югэ ожидал в гостинице «Три голубя» вестей от Орфизы, графиня Суассон проводила в жизнь свои планы. Она прилагала все силы к тому, чтобы баронессу фон Штейнфельд приглашали как можно чаще на балы и праздники при дворе. Улыбки и довольный вид короля свидетельствовали о том, что она верно чувствовала, какие желания обуревали его величество.

Однажды вечером на партии у королевы распространился слух, что юная баронесса будет участвовать в танце с самим королем. И действительно, король при её появлении поднялся с места, пошел к ней навстречу, подал руку и торжественно проводил на её место.

— Слава Богу, я подхожу к концу дела, — прошептала графиня Суассон.

В тот же вечер Карпилло успел, никем не замеченный, пробраться через окно в гостиничную комнату Югэ. Прокравшись туда кошкой, он через некоторое время вылетел оттуда птицей.

Со своей стороны Криктен ходил к Югэ и носил ему записки от своей госпожи. Оба влюбленных искали способ, как выпутаться из затруднительного положения, в какое они попали. Югэ предлагал похищение: ведь ему нужно было не герцогство, а любовь Орфизы. Но убедить её решиться на такой шаг было нелегко: гнев короля был бы в этом случае слишком страшен. Югэ не жалел слов в записках, но понимал, что они не заменят ему хотя бы одного свидания: оно всегда было вернее.

Наконец, однажды вечером, когда небо было черно от туч и лил ручьями дождь, в комнате Югэ вдруг появился Криктен, весело сообщивший:

— Сегодня вечером.

Югэ вскочил с места: наконец-то он увидится с Орфизой!

— В котором часу?

— Сейчас же. Только закутайтесь в плащ потемнее.

— Я справа, Угренок слева, — добавил Коклико.

— Вы ещё жандармов позовите, — проговорил Криктен. — Никого больше, иначе нас обнаружат.

— Он прав, — произнес Югэ.

— Будете ждать у стены на месте, где я вас поставлю. На вас сверху упадет камешек. Значит, через стену будет переброшена веревка с узлами. Перелезете через стену. Там вас встретит человек и отведет к госпоже.

Югэ закутался в плащ, не забыв захватить шпагу.

— Пошли, — произнес Криктен.

— Если что, бегите сюда, шепнул напоследок Коклико.

Когда Югэ с Криктеном ушли, Коклико задумался. В честности Криктена сомневаться не приходилось, но на душе у него было неспокойно. Уже сам факт, что он — не рядом с Монтестрюком, ему не нравился. Сердце верного слуги и товарища сжалось недобрым предчувствием.

Верно ли автор передал его настроение, — на то, надеюсь, дадут ответ последующие страницы нашего повествования.