Книга Королева викингов - Пол Андерсон

Комнату озаряли доставленные с юга восковые свечи. Стены украшали венки из можжевельника и колосьев прошлого урожая. На столе были приготовлены вино, хлеб и куски жареной баранины. Пол был усыпан душистыми травами. Казалось, что шумная попойка происходит где-то очень-очень далеко.

Эйрик медленно снял с Гуннхильд венок, покрывало и позволил им упасть на пол. Новобрачные в свете свечи смотрели друг на друга.

— Никогда не думал, что соглашусь так долго ждать, чтобы получить женщину, которую хочу, — произнес он глухим голосом, идущим откуда-то из глубины груди.

— Может быть, я окажусь достойной этого, — ответила она, твердо зная, что окажется.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Он сделал это грубо и торопливо, но она в ответ прижалась губами к его губам и всем телом к его телу, жадно вынуждая мужа длить поцелуй.

Он дернул фибулу, которой ее платье было застегнуто на плече. Она, рассмеявшись, помогла ему расстегнуть ее и другие застежки. Когда вся одежда упала на пол, Гуннхильд немного развела руки в стороны, трижды быстро повернулась на месте, отчего ее черные волосы взвились, а затем откинула покрывало и легла.

— Я слышала, что это неприлично, — вкрадчиво пропела она, — но разве нам с тобой нужны ночные рубашки?

— Нет, клянусь громами Тора! — Эйрик скинул одежды. Гуннхильд призывно протянула к нему руки.

Она ничем не выдала боль, которую испытала, — впрочем, боль оказалась куда слабее, чем она ожидала, — поскольку заранее настроилась вытерпеть ее. Она включила это ощущение в то целое, что свершилось. А потом ее душа словно обрела крылья. Когда же он утолил первый порыв, перестал спешить, ее руки и губы, бездумно блуждавшие по его телу, принялись торопить его. Эйрик тут же начал все сначала. Уже тогда Гуннхильд предвидела, каким счастьем это вскоре обернется для нее.

— Если бы не мое ощущение и не пятна крови, я ни за что не поверил бы, что ты девственница, Гуннхильд, — сказал Эйрик, когда они оторвались друг от друга и расслабленно вытянулись рядом.

— Я много думала о том, как доставить тебе удовольствие, — шепнула она на ухо мужу. Долгие годы она то исподволь, то прямо расспрашивала Сейю и других опытных женщин, но главным образом все ее знание явилось результатом собственных мечтаний наяву и грез бессонных ночей.

Он усмехнулся:

— Все-таки ты ведьма.

Она сама прежде не знала, сколько невысказанной мудрости, более старой, чем человеческий род, оказалось разбужено ее заклинаниями и поисками. Как правильно она поступила, что поехала к финнам.

И так же правильно, что в конце концов убила их.

Все воспоминания и размышления растворились в этот момент в том счастье, которое она испытывала; так соль растворяется в нагретой солнцем воде.

— Я стану лучше, — сказала она, — для тебя, любимый.

Он поцеловал ее с нежностью, какой не видела от него ни одна женщина.

— К тому же ты мудра не по годам. Мне повезло. Из нас с тобой получится такая пара, какую мир никогда не забудет.

Они снова одновременно начали ласкать друг друга. И вскоре Гуннхильд выкрикнула:

— Возьми меня еще раз! Наполни меня нашими детьми!

Ей предстояло родить ему девятерых.

Книга II

Братья

I

Достигнув преклонных лет, конунг Харальд подолгу жил то в одном, то в другом своем поместье в южной Норвегии. После того как последний из гостей свадебного пира отбыл домой, Эйрик приказал готовить корабль в плавание. Он хотел встретиться с отцом и показать ему свою молодую жену.

— Уверен, что ты ему понравишься, — сказал Эйрик, — но все равно мы будем как можно меньше упоминать о твоем пребывании в Финнмёрке, поскольку он ненавидит все эти фокусы сейдров.

— А если не понравлюсь? — встревоженно спросила Гуннхильд. — Ведь я не дочь какого-нибудь короля, какую ты легко мог бы получить.

Эйрик пожал плечами и рассмеялся:

— Я могу сделать это и попозже.

Гуннхильд отметила про себя, что приложит все силы, прибегнет к любым средствам, чтобы этого не случилось.

Однажды, когда они дождливым днем сидели в доме, туда пришел Торольв Скаллагримсон. Очаги не могли справиться с сырым холодом. Они отчаянно дымили, дым заполнял зал, разъедал глаза и ноздри. Золотистые волосы Торольва были самым ярким пятном в заполнявшем помещение полумраке.

— Мой господин, — сказал он, — раз ты скоро уедешь отсюда, то позволь и мне отправиться своим собственным путем.

Он уже не раз говорил о своем желании снова увидеть родственников после стольких лет разлуки. Где бы они ни оказывались, он жадно слушал рассказы моряков о событиях в Исландии. Последней новостью был брак его сестры Торунн с состоятельным молодым человеком, которого звали Гейр Кетилсон. Торольв хотел заполнить кнарр товарами для торговли, которые на родине у него всегда принимали с радостью. Эйрик не возражал. Гуннхильд жалела о предстоящем отъезде Торольва, поскольку они действительно стали друзьями и помногу разговаривали, порой встречаясь взглядами на несколько ударов сердца. Однако Торольв обещал возвратиться следующим летом.

— Ты преданно служил мне, — громко, чтобы все слышали, ответил Эйрик. — Желаю тебе счастливого плавания. Я хочу, чтобы ты взял с собой кое-что еще. — Он сделал знак слуге; тот, предупрежденный заранее, принес и положил на колени молодому королю секиру. Это было тяжелое и роскошное оружие, его лезвие мрачно блестело, сталь покрывала золоченая гравировка, рукоять был отделана серебром. Эйрик взял секиру обеими руками и протянул Торольву. — Это подарок от меня твоему отцу Скаллагриму.

По длинному залу пробежал удивленный ропот. Эйрик не был скаредным, но все же редко выказывал доброту или особое дружелюбие. К тому же многие помнили, что оба семейства разделяла долгая и кровавая вражда. Торольв ответил радостной белозубой улыбкой и тепло поблагодарил ателинга. Все ожидали веселого прощального пира.

Гуннхильд постаралась не показать тревоги, которую чувствовала она одна. Ей внезапно стало ясно, что эта доброжелательность служила дурным предзнаменованием. Она не творила никаких заклинаний для провидения будущего. Это знание открылось ей неявно, как будто во сне.

Словно собака, снующая в поисках следа, она перебирала в мыслях все возможные причины для тревоги. Во время плавания из Финнмёрка она разговаривала не только с Торольвом, но и с другими исландцами, а также внимательно прислушивалась ко всем разговорам, которые они вели, считая, что она не могла разобрать их речей. Потомство Квельдульва, обосновавшееся в Борге, отличалось странностями и дикостью нравов.

Уже на седьмом году жизни Эгиль, младший брат Торольва, убил в драке своего приятеля-сверстника. Это привело к столкновению между взрослыми, во время которого погибло семь человек. Когда Эгилю было двенадцать, он и парень по имени Торд играли в мяч против Скаллагрима. Старик долго проигрывал, но, когда стало темнеть, он обрел столько силы, что сбил Торда наземь ударом, который вполне мог убить мальчика, а затем набросился на своего родного сына.