Книга Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

Он соскочил с подоконника, легкий, несмотря на шестой десяток. Дымя сигаретой, Комацубара подошел к большой карте Внутренней Монголии, на стене кабинета:

– До зимы далеко. Я успею разбить русских, погнать их обратно к границе, а то и дальше… – в Токио, в генеральном штабе, образовалось две группировки. Сторонники войны на севере, где подвизался Комацубара, считали, что не надо останавливаться на поддержании порядка в Маньчжурии, и вялой, позиционной войне с Китаем. Адепты северного направления утверждали, что императорская армия должна идти к границе Советского Союза.

– И миновать границу, – добавлял Комацубара, – вернуть Японии исконные, коренные территории, где наши соотечественники страдают, под гнетом Сталина… – на северной части Карафуто давно не осталось японцев, но такие мелочи никого не интересовали. Кроме Карафуто и островов Чишима, у русских, на Дальнем Востоке, имелся уголь, золото, и отличный порт.

Южная группировка настаивала на прекращении бесплодных стычек с Советским Союзом. Офицеры указывали на стратегические гавани Гонконга и Сингапура, на Гавайи, Филиппины, Бирму, и даже Австралию. Комацубара понимал подобную логику. В случае большой войны, русские оставались на своей территории. Комацубара провел два года в посольстве, в Москве. Генерал отлично говорил на языке, щеголяя знанием пословиц.

– Дома и стены помогают… – пробормотал он, по-русски, глядя на громаду Советского Союза: «Англичан, в колониях, ненавидят. Они угнетали китайцев, жителей Бирмы, индийцев. Народы Азии обрадуются японцам. Мы люди одной крови».

Услышав его рассуждения, кто-то из генералов, в штабе, поднял бровь:

– Если следовать ходу вашей мысли, Комацубара-сан, то китайцы должны перед нами разоружиться. Но в сводке подобного пока не указывали… – в большом зале генерального штаба прошелестел смешок.

Комацубара покраснел:

– И не укажут. Китайцы, с материка, смотрят в рот англичанам. Британия двести лет держала страну на опиуме. Они неспособны думать собственной головой. И я, конечно, не предлагаю, – поспешно добавил Комацубара, – сделать их нашими союзниками. Нет, нет, только колонии… – у русских сейчас, по мнению Комацубары, существовала альтернатива. Они могли ввязаться в долгую, позиционную войну, или попробовать наступление, вплоть до территории Маньчжоу-Го. Русские эмигранты, состоявшие на службе в военном ведомстве, поддерживали северный план. Они хотели вернуть особняки во Владивостоке и Чите, доли в рудных промыслах, и амурских пароходствах. В Бирме русским ловить было нечего.

Хайлар находился в трех днях пути от нынешней линии фронта. Падение Хайлара означало катастрофу, за городом лежало марионеточное государство Маньчжоу-Го. Комацубара вспомнил последнее донесение Блохи. В разведывательном отделе генералу объяснили, что Блоха устроился шофером на грузовик кооперации. Агент выходил в эфир из степи. Блоха сообщал, что в Тамцаг-Булак прибывают новые силы русских.

Комацубара провел пальцем по карте:

– С приездом Жукова, они осмелели… – генерал, внимательно, прочел досье нового командующего. Они знали о сталинских чистках в армии. Люшков, в прошлом году перешедший на сторону японцев, был откровенен, на допросах. Однако Жуков, судя по всему, чисток избежал и был настроен решительно:

– Офицеры у них без опыта… – Комацубара вспомнил пленных, – только у некоторых летчиков за спиной Хасан, Испания… – о летчиках рассказал бывший командир двадцать второго истребительного полка. У него закончилось горючее, авиатор был вынужден приземлиться в расположении японцев. Он рассчитывал пешком добраться до линии фронта, но наскочил на патруль. Его легко ранили, и привезли в Джинджин-Сумэ.

– Исии его забрал… – полковник прислал радиограмму. Он собирался навестить штаб. Пленных не было, и, судя по всему, в ближайшее время не ожидалось:

– Если только русские не пойдут в наступление… – Комацубара услышал за дверью шаги, – хотя они еще не готовы. До конца месяца ничего не случится, я уверен. Они расстреляли офицеров с боевым опытом, людей, воевавших с Германией. Советские мальчишки в июне показали, что не умеют сражаться… – это, действительно, оказался Исии, в неизменном, профессорском пенсне, и аккуратном кителе.

Комацубара знал, что чума передается по воздуху только в очаге заражения, в близости от больного. Генералу, все равно, не нравилось, когда Исии дышал в его сторону. Они долго кланялись друг другу. Ординарец принес свежего чаю.

Генерал предложил Исии сигареты:

– Мне, право, неудобно, что вы проделали сорок километров на машине, полковник, но с фронта, за последние два дня, сводок о пленных не поступало. Может быть, – предложил Комацубара, – возьмете тяжелораненых, из госпиталя… – Исии вздохнул. Тяжелое ранение, гангрена, или ожоги, частые у танкистов, отчаянно путали клиническую картину заражения чумой. Они с Кардозо-сан немного усовершенствовали штамм. Исии не терпелось его опробовать.

– В конце концов, – Комацубара пил чай, – у Блохи есть кое-какие подарки, для русских. Он готов пустить их в ход. Пусть поскачут… – он, невольно, улыбнулся. Генерал бросил взгляд в окно. У крыльца штабного барака припарковался черный, запыленный лимузин. На капоте трепетал императорский флажок. Заскрипела дверь приемной, забубнил адъютант. Резкий, властный голос ответил:

– Я могу повторить, если вы не слышали. Я приехал с неограниченными полномочиями от Министерства Иностранных Дел и лично его величества… – карта на стене заколыхалась.

Генерал и полковник едва успели подняться. Он шагнул через порог, в измятой куртке хаки, в армейских штанах и грубых ботинках. Черноволосая, хорошо подстриженная голова склонилась в легком кивке. В кабинете запахло кедром, и свежестью. Комацубара понял:

– Словно вода, в горном роднике. Что он здесь делает? Я слышал, его в Европу отправляют. Будущий зять императора… – о новостях шептались в Токио весь последний год:

– Он собирался уезжать из столицы Маньчжоу-Го. Какая у него осанка, будто сам принц Гэндзи… – его светлость Дате Наримуне оглядел офицеров темными, непроницаемыми глазами.

– Я бы выпил чаю, – сообщил граф, – дорога была долгой… – он указал на стул. Комацубара спохватился:

– Я прошу прощения, ваша светлость. Сейчас, сейчас… – Наримуне коротко поблагодарил. Закинув ногу на ногу, граф щелкнул золотой зажигалкой:

– Я приехал разобраться в беспорядке… – он покашлял, – который вы развели… – ветер шелестел бумагами на столе, на улице ревели танки.

Наримуне принял от Исии пиалу: «Рад вас видеть в добром здравии, полковник». Граф стряхнул пепел в фарфоровое блюдечко: «Начнем, господа».

Его светлости графу быстро нашли отдельную комнату, с умывальной, в бараке, где жили штабные офицеры. Наримуне не стал спрашивать у Комацубары, где хозяин помещения, понимая, что неизвестный капитан, или майор, не вернулся с поездки на фронт. Внутри было прибрано, чисто, на деревянной стене висела маленькая, забытая фотография. Наримуне подошел ближе. Юноша, в форме лейтенанта, стоял между родителями, под цветущей сакурой: