Книга Сетевой - Екатерина Осянина

Он усмехнулся.

После моего пробуждения (и когда я наконец-то приняла нормальный душ!) мы долго сидели на кухне, пили кто что: я – кофе, а он – чай. Я наконец-то рассмотрела при нормальном свете его лицо. Крррасавец! Пол-лица ободрано, вихры торчат в разные стороны, щетина трехдневная, не меньше. На локте тоже виднелся огромный сливового цвета синячище. Он рассказал, что наблюдал за моей квартирой, что моя пробежка оказалась для него неприятной неожиданностью, что тишина и спокойствие в парке усыпили его бдительность, и те двое до самого последнего момента не вызывали у него подозрения. Пока он не увидел меня в воротах парка и то, как те на меня смотрели сквозь ограду. Рассказал, что не успел вызвать подкрепление, а только достал пистолет и рванул ко мне, и как тот черный минивэн его остановил.

Он рассказывал, как поднял на уши полицию и весь свой отдел, а я отчетливо увидела в воображаемой картинке только как он лежал на дороге, уткнувшись лицом в свежевыпавший пушистый снежок, потом зашевелился, медленно поднялся на четвереньки, с трудом встал и побрел к тому месту, откуда меня увезли. Как рассматривал истоптанный снег на тротуаре, как нашел мой мобильник за оградой парка, куда его, вероятнее всего, зашвырнули специально.

Я обрадовалась, что мой телефон нашелся, потому что там были все мои контакты, рабочие и личные. Он улыбался разбитыми губами и казался мне ужасно привлекательным, невзирая на фингалы, ссадины и даже распухший нос.

Он сказал, что поиски машины ничего не дали, что по телефону меня тоже было не отследить, поскольку от него предусмотрительно избавились, и что прошло почти двое суток с момента моего похищения, и он, отчаявшись увидеть меня живой, просто дежурил возле моего дома, и на остановке меня обнаружил случайно, прохаживаясь туда-сюда, и даже не видел, как и когда я там оказалась. Опрос зевак тоже ничего не дал. Никто не видел, как и на чем меня привезли, и когда оставили замерзать на лавочке. Никто не знал, почему меня вернули живой.

После этого он начал задавать вопросы. Что я помню, что я видела, что чувствовала, кто со мной говорил, о чем спрашивали, что я отвечала. Я честно старалась выудить из той мути, что осталась у меня в голове от тех двух суток, хоть что-то полезное, но у меня вообще ничего не получилось. Я не могла вспомнить даже, сидела я все это время или лежала. Ела ли, пила ли. Я положила голову на стол, на скрещенные руки. В черепушке была пустота, не хотелось ни думать, ни говорить. Настроение было мерзкое, но даже поплакать как следует не хотелось или не моглось. И тошнило.

Он сел ко мне поближе, приобнял за плечи. Стал гладить по голове, потом сказал:

– Я вызвал нашего медэксперта. Он тебя осмотрел. Взял анализы.

Я взглянула ему в лицо и увидела, что он тоже напряженно кусает губы.

– Он попытается установить, какой дрянью тебя накачали.

Я подняла рукава халата и увидела, что вены на обеих руках у меня исколоты не хуже, чем у наркоманки. Что они там мне кололи? Я мало что понимала во всяких психотропных веществах и прочих наркотиках, но не сомневалась, что именно из-за них мне было сейчас так хреново. Наверное, абстинентный синдром.

Я глубоко вдохнула, шумно выдохнула и замерла, боясь, как бы он опять не сказал что-нибудь такое, что мне снова пришлось бы выныривать из его рук. Почему, почему, чтобы он меня обнимал и вот так прижимал к себе, должно обязательно происходить что-то страшное и мерзкое?

Потому что я под следствием, напомнила я себе.

Я еще немножечко посидела вот так, уткнувшись лбом в его грудь, пытаясь представить, что я живу нормальной жизнью и что меня тоже есть кому обнимать и утешать. Я как будто пыталась стряхнуть с себя дурной сон, который возвращается снова и снова, стоит только закрыть глаза.

– Можешь сегодня остаться со мной? – Я замерла и зажмурилась, чуток ошалев от собственной храбрости и безрассудства.

– Я где-то глубоко в душе надеялся, что ты не станешь меня выгонять посреди ночи в мокрой одежде.

Я снова почувствовала по его голосу, что он улыбается.

Где-то недалеко возле меня притворно охнул Тролль, и я за спиной Алексея молча показала ему кулак.

Утром в (извиняюсь) сортире я выслушала через дверь от донельзя тактичного домового последние новости. Оказывается, по его мнению, вернули меня только потому, что он, Тролль, вышел Закидонским в онлайн и вел с ними какие-то переговоры о моем освобождении. Я не успела расспросить об этом, потому что он огорошил меня сообщением, что, пока меня не было, в мою квартиру пытались вломиться. Тролль рассказал, как, глумясь, клинил мой новый замок и портил взломщикам отмычку за отмычкой. Выбивать ногами открывающуюся наружу дверь им было, мягко говоря, проблематично, тем более что с той стороны она стальная, с антивандальным покрытием. Снимать ее с петель всякими там болгарками посреди бела дня – тоже хлопотно. Стало быть, поковырялись и ушли.

Мне стало нехорошо.

Когда Алексей проснулся, я успела приготовить вполне приличный завтрак. И когда я, не подумав, выложила ему то, что услышала от домового, он застыл с занесенной вилкой и вперился в меня тем самым взглядом с прищуром, от которого еще в кафе мне хотелось сбежать или закутаться с головой во что-нибудь непрожигаемое.

Потом я подумала – какого черта? Совесть моя чиста! – и тоже уставилась ему в глаза. И постаралась не мигать. И не дышать.

– Ты что, перед зеркалом отрабатывал взгляд василиска? – Не выдержала я эти «гляделки» и «молчанку».

Он как будто слегка разморозился, шевельнулся, съел то, что было на вилке. Потом снова уставился на меня: брови грозно сведены к переносице, на сжатых губах – недобрая ухмылочка. Не хватает лампы в лицо и для контраста – хорошего полицейского. Вот только рожа битая не у меня, а у него.

– Как ты узнала о взломе? – Оказывается, после сна его голос приобретал этакую душевную хрипотцу.

– Э… Соседка сказала. Пока ты спал.

– Сколько их было? Описать сможет? В полицию звонила?

Чертов Тролль! Вечно я из-за него влипаю. Снова мне приходится врать и изворачиваться.

– Насчет описать – не знаю, она смотрела в глазок, там видимость… слегка ограничена. Насчет полиции тоже не знаю. Может, и звонила.

– Пойду поговорю с ней. Квартира напротив? – Вскочил из-за стола, не доев. Вот ведь жареный петух его в задницу клюнул! А меня Тролль за язык дернул!

Я молча кивнула. Попала так попала. Я осталась сидеть за столом, прикрыв глаза рукой и пытаясь расслышать голоса в подъезде. Дважды щелкнул замок на входной двери. Вернулся, значит. Быстро. Хорошо это или плохо?

Я стиснула зубы и приготовилась дальше врать и выкручиваться.

– В полицию не звонила, описать лица или узнать не сможет. Говорит, двое их было. Открыть не смогли, полчаса ковырялись и ушли ни с чем, – скороговоркой отрапортовал он мне, усаживаясь обратно за стол.