Книга Полцарства - Ольга Покровская

Болек вздохнул:

– Соня, какие ещё два слова? Ты ведь понимаешь, что это несерьёзно? Такими вещами не шутят.

– Очень тебя прошу! Помоги ему для меня! – взмолилась Софья и осеклась, почувствовав, что перешла черту.

– Помочь ему для тебя… – след в след повторил Болек и подвесил реплику в воздухе.

Ещё долго потом Софье было стыдно вспомнить, как этим ненароком сорвавшимся «помоги для меня» она высказала Болеку претензии на особое отношение. Наивная – повелась на сентиментальное настроение утомлённого перелётом босса. Знай своё место! Ты просто наёмный работник.

Но тогда она всё-таки не сдалась и пошла на хитрость.

– Им ведь и Саня занимался, но без толку, – сказала она, припоминая подростковое соперничество братьев.

– Что значит «занимался»? – уточнил Болек и с любопытством выслушал подробности про насморк и попытки терапевта Спасёнова дотянуть безвольного разгильдяя до высоты собственной души.

Троюродный брат Саня был важен Болеку как часть тех лет, когда в их детской вселенной ещё не существовало ни Европы, ни коучинга, а была только Волга в июльский день. По утрам туманы пахнут сосновой смолой. Днём от катеров – весёлые волны, их полагается встретить грудью. К вечеру – простокваша на корках бородинского хлеба, а поутру – вчерашние блины. В том раю прирождённый альтруист Саня и столь же подлинный эгоцентрик Болек схлёстывались по самым разнообразным поводам. При всём при том именно Саня, единственный из всех Спасёновых, удручённо принявших новость об отъезде Болека в Европу, страстно восстал против его эмиграции. Уговаривал, пугал, обзывал предателем, плакал.

– Соня, – подперев голову кулаком, сказал Болек. – Давай поступим так. Я поговорю с вашим молодым человеком. А ты за это пригласишь меня в гости – на чай в семейном кругу. И чтобы все были!

Софья, оторопев на миг, пропустила сквозь гребень пальцев чёрные струи волос.

– Или это неудобно? – уточнил заморский родственник.

– Господи! Почему же неудобно? Удобно! Великолепно! – вскричала она и, порывисто пересев к Болеку на диванчик, обняла его. – Я так рада тебе! И все будут рады! Все! Даже не сомневайся!

15

Курт продремал ещё сутки прозрачной дрёмой, холодной и хрупкой, как первый снег. Ему снилось, как этот самый мелкий крупитчатый снег проникает с улицы в комнату и посыпает его. Сквозь полусон изредка проступала действительность. Звонила мама, выяснить, каким рейсом он «прилетает из Берлина». Затем снова явился Саня, поднял с пола одеяло и, укрыв больного, наполнил дом огромным количеством назойливых звуков – шорохом пакетов с едой, звоном воды, упрямыми расспросами. Пользуясь безволием Курта, он мучил его, обжигал прикосновениями фонендоскопа и, самое жестокое, заставлял поесть, угрожая страшными карами, ни одна из которых не могла напугать безразличного ко всему больного. Не имея сил сопротивляться, Курт съел глазунью с кружочками огурца и ломоть багета, засыпавший всё его лежбище хрустящей крошкой. Плохо, что всё это, даже свежий, тёплый хлеб, ничем не пахло и казалось на редкость невкусным.

И всё-таки еда подействовала на него животворно. Подремав после принудительного ужина, Курт проснулся ещё тёмным утром, в начале пятого, и осознал, что вернулся. Бесчувствие отступило – грудь занял привычный мрак. Самое плохое, он почти ничего не помнил – одни обрывки, чёрно-белые клочья. Вроде бы он сбил человека. Нет, это неправда… Гадкий сон.

Последним ясным воспоминанием прошлого была Ася. На секунду – где-то далеко-далеко, не здесь – он почувствовал радость. Как будто существовала параллельная жизнь, совсем по-другому сложившаяся, из которой быстрым отблеском к нему долетела весть.

В маете прошла оранжевая заря и утро. Жизнь, гордая тем, что её не удалось отменить, встала перед Куртом, уперев кулаки в бока, и напомнила про отложенные долги. До полудня он старался отворачиваться от неё к стенке, а к обеду подумал, что надо бы купить маме какой-нибудь сувенир «из Берлина». Иначе не миновать упрёков и слёз.

Он покорно собрался, и, когда, одетый к прогулке, с высушенными и умотанными в хвост волосами, уже стоял на пороге, не решаясь вывалиться в мартовский холод и свет, ему позвонила Софья. Она требовала, чтобы он немедленно приехал к ней в офис для беседы с человеком, который ему поможет.

Курт смутно припомнил: в полусне, кажется, вчера по телефону, он сказал Софье, что не будет общаться ни с какими «специалистами». Нет. Исключено. Окончательно.

– Соня, перестань со мной возиться. Я не поеду, – устало подтвердил он свой вчерашний отказ.

– Хорошо! Тогда просто спустись в ресторанчик у твоего дома! Ну, где мы были зимой, помнишь? Я не отстану! – твёрдо сказала Софья, и Курт как-то разом понял: ему нечего противопоставить её энергии. Тем более что упомянутое Софьей заведение предоставляло возможность хотя бы на время получить облегчение от мук.

Он подумал: ладно. В конце концов, на карточку ему как раз упала малая денежка за недавний проект – можно её пропить.

Войдя в маленький уютный зал кафе, Курт сразу узнал Софьиного родственника. Во-первых, он видел фото на её аккаунтах, а во-вторых, Болеслав оказался похож на сестру – не чертами, но энергичной теплотой мимики и интонации, с какой на глазах у Курта обратился к официанту. Должно быть, Софья переняла его манеру.

Увидев вошедшего, Болеслав махнул ему рукой и, неуловимо переменив позу и выражение лица, дал почувствовать, что Курт для него не посторонний – скорее хороший знакомый, которого он искренне рад повидать. В подтверждение этой несуществующей близости он не встал из-за столика – к чему формальности? – а лишь немного приподнялся и протянул руку.

– Женя? Очень приятно! Присаживайтесь! О! А вот и чай!

Официант бережно, как большие белые лилии, опустил на стол фарфоровый чайник и две чашки.

– Любимый Сонькин «пуэр»! Бодрит! Вы со мной? Или чего-нибудь другого?

– Да нет, очень хорошо… – слегка запнувшись, ответил Курт и, подвинув кресло, сел на краешек. Ладонями привычно обхватил локти.

Пока он располагался, выражение лица коуча переменилось. Исчезла энергия, вместо неё Курт заметил родственное свечение грусти.

– Женя, а почему Курт?

– А… Это из школы ещё…

– Ясно. Ну, наверно, давайте пока вы будете Женя, а я – Болеслав. Софья сказала, вы специалист по звуку. Работали даже на радио. Это верно?

Курт пожал плечами:

– Давно… Ещё в институте.

– Знаете, у меня к вам просьба неожиданная. Может, вы смогли бы коротенечко проконсультировать меня по звукооператорскому сленгу? Прямо сейчас!

Курт изумлённо взглянул на Софьиного родственника. Тот улыбнулся с грустью и объяснил:

– Один мой клиент сейчас погружён в эту тему, мне приходится быть в курсе. У него своя студия звукозаписи – в качестве хобби. Вот смотрите, что я тут успел насобирать из его перлов… – И Болек глянул в планшет. – Вот… Песок, бритва… Ну, вермишель, это понятно.