Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

– М-м, не уверен, – ответил тот, а затем, после долгой паузы: – Я даже не знаю, доктор Фелч…

– Стэн! Да ладно вам! Примените свою богом данную способность к высшему мышлению! Что такое автобусная поездка?

– Это… э… река Коровий Мык?

– Река Коровий Мык?! Как она может быть рекой Коровий Мык?

– Ну… я просто думал, что и дорога, и река – они как бы такие длинные. И река в основном пересохла. Но дорога тоже сухая из-за засухи. Они обе… Я в смысле… Ай, черт, да не знаю я! Мне такие штуки никогда особо не давались!..

Доктор Фелч покачал головой.

– Нет, Стэн. Дорога – не река Коровий Мык. Кто-нибудь еще хочет попробовать?

Тут заговорила Этел Ньютаун, только что нанятый преподаватель журналистики, – либо в поддержку супруга, либо поперек ему, теперь уже ничего не было так ясно, как некогда.

– Может быть так, – сказала Этел, – что автобусная поездка символизирует нашу общую тропу, по которой все мы должны пройти, стремясь к учительской безупречности и студенческой успеваемости? Каждый из нас прибыл в Коровий Мык разными тропами. Однако в итоге вот они мы – сидели в жарком автобусе, нас везли по засухе целую вечность в этот жаркий пыльный загон. Стало быть, автобусная поездка наверняка будет представлять нашу общую судьбу. А из этого следует, что сам автобус символизирует собой вселенную. И это значит, что шофер автобуса, ваш друг по старшим классам, доктор Фелч, – Господь Бог. Зеленые виниловые сиденья – множество различных мировых религий… или, быть может, множество церквей в Разъезде Коровий Мык. А это означает, что отказ от претензий, который мы подписали перед тем, как нас взяли в эту автобусную поездку нынче утром, есть наше безмолвное согласие на гегемонию высшей власти.

– Именно, Этел! А дерево, отдавшее свою жизнь ради бланка этого отказа?

– Дерево, конечно, символизирует Его неумирающую любовь к нам.

– Отлично! Итак, подведем итог. Загон – наш колледж. Грязь – его декларация миссии. Ограды – правила и условности. Автобус – наша судьба. Мой друг по старшим классам – Вседержитель. И поскольку все мы нынче утром прилежно подписали и сдали письменные отказы от претензий, мы можем быть спокойны, что на одном уровне наш колледж застрахован, а на другом – что мы спокойно уступили и приняли то, что никому из нас не определить окончательную судьбу нашей собственной души. И вот, если подойти к вопросу еще ближе, то есть еще более метафорически, пыльный съезд с шоссе на ранчо становится…

– …нашим поступлением в магистратуру!

– А знак, приветствовавший нас в том месте, «где сходятся мясо и мык»…

– …есть приветственный комплект документов!

– А чахлое дерево – это…

– …наш отдел финансового содействия!

– А манерка Уилла с бурбоном…

– …есть Соблазн!

– А его сигара…

– …это несбывшаяся греза!

– А история семейства Смиткоутов…

– …поучительный сказ, изложенный задом наперед!

Так доктор Фелч рьяно проверял на прочность нашу способность к метафоре, а мы с готовностью, изголодавшись по небуквальному, отвечали ему. Это продолжалось некоторое время, покуда мы уже, казалось, не вошли в превосходный ритм и препятствия эти пройдем с высоко поднятыми флагами, – как доктор Фелч в механику нашей вселенной вбросил эмаскулятор – вернее сказать, в механику моей вселенной. Пристально глядя на меня, он произнес:

– Итак, Чарли…

– Да, доктор Фелч?

– Итак, Чарли, раз мы теперь со всем этим разобрались, скажите-ка мне вот что. Как насчет теленка?..

– Теленка?

– Да, Чарли… что здесь делает этот одинокий теленок?..

– Ну, в данный момент он задирает хвост…

– Я имею в виду метафорически, Чарли!..

Я посмотрел на теленка, который задирал хвост и принимался делать то, что телята делают сразу после того, как задерут хвост.

– Не знаю, доктор Фелч. Я про теленка особо не думал. Можете мне что-нибудь подсказать?

– Нет, Чарли, не могу. Но к этому вопросу мы вернемся чуть погодя, поэтому не оставляйте этой мысли…

Доктор Фелч прикурил еще одну сигарету от окурка предыдущей и глубоко затянулся. Затем, прокашлявшись, строгим тоном начал:

– Вон в том углу, друзья мои, стоит трехмесячный теленок, которого только предстоит отлучить. Он мужского пола…

Как по команде, мы все посмотрели на теленка, а тот пялился на нас от своего сена, которое жевал. Теленок смотрел на нас медленными печальными глазами, и по бокам его рта болтались пряди соломы, однако жевать он не переставал.

– Теленок этот, – сказал доктор Фелч, – как мы это называем, нетронутый. Может мне кто-нибудь сказать, что означает быть нетронутым? Стэн?

– Ох, да он откуда знает?! – произнесла Этел. – Он же из Мэна! Нетронутый означает, что у него по-прежнему есть яички, доктор Фелч.

– Хорошо, Этел. И спасибо за такой решительный ответ. Вы абсолютно правы. Нетронутый теленок – тот, кто по-прежнему наделен яичками. Как все вы хорошо себе можете представить, для мужской особи любого биологического вида в наделенности яичками имеются определенные и весьма конкретные преимущества; они хорошо задокументированы, поэтому нет нужды тратить на это много времени. Однако с точки зрения животноводства также имеются практические, исторические, экономические, кулинарные и гуманитарные причины в отделении теленка от его яичек до того, как его самого отлучат от матери. Процесс этот называется холощеньем у лошадиных и обеспложиванием у бычьих, и это, скажем так, обряд посвящения, который должны пройти почти все телята мужского пола. Для большинства телят, видите ли, кастрация – нормальная и важная часть жизни, проводимой среди алюминиевых оград…

(Заслышав слово «кастрация», я вдруг вынырнул из своего оцепенения. Со всеми этими разговорами о метафоре я упустил из виду то, что мы стоим в настоящем загоне с настоящей грязью и на нас встречно смотрит настоящий теленок, изо рта у него по бокам свисает сено, а лицо у него грустное и беспомощное. Все стало медленно обретать у меня в мозгу форму, и пока это происходило, в промежности у меня начала расти некая тревога.)

– Вот этот инструмент в скотоводстве именуется эмаскулятором…

Доктор Фелч показал приспособление, похожее на мощные металлические щипцы для орехов, только длиннее и подозрительнее с виду, с острым краем обжатия. Завидев это устройство, женщины в нашей группе сбились в кучку поплотнее, чтобы лучше его разглядеть; мужчины же коллективно отступили на шаг.

– С начала времен скотоводы применяли кастрацию как инструмент управления своими стадами. В древности вавилоняне ввели эту практику, пользуясь кремневыми ножами, чтобы управляться со своими прирученными животными. Свиней, овец и коз теперь можно было одомашнивать и заставлять мирно сосуществовать в только образующихся человеческих поселениях. В Восточной Европе, как свидетельствуют недавние находки, ранние европеоиды применяли кастрацию для укрощения тяглового скота, что столь прилежно таскал их плуги и транспортные средства, и происходило все это аж за четыре тысячи лет… до Рождества Христова! (Если вы считаете, что нетронутые быки столь прилежно возделывали эти целинные земли, готовя их к семенам европейской культуры и цивилизации… так пересчитайте!) Во всех аграрных обществах кастрированные самцы покорнее, надежнее и менее склонны убегать или нападать на своих хозяев – или же физически увечить себя или своих соплеменников. Они скорее будут удовлетворены скучным однообразием повторяемых задач и нудного труда и вероятнее будут знать и принимать свое место в бычьей мужской иерархии. Без преимуществ кастрации, можно с уверенностью сказать, мир в известном нам виде не стал бы миром в известном нам виде, а превратился бы во что-то неузнаваемое. Будь быки нетронуты, они бы так ровно не вспахивали нам поля. Пылкие быки не сосуществовали бы в пределах ранних сельскохозяйственных поселений. А доисторические скотоводы так хорошо бы не питались, так экстенсивно бы не плодились, да и свободного времени на изобретения и усовершенствования у них вдосталь не было б, поскольку все его они бы тратили, гоняясь за нетронутыми жвачными и исцеляя нанесенные ими ранения. Сама история развивалась бы по совершенно иной, не такой прогрессивной и более медленной траектории. И это задержало бы развитие человечества на многие тысячелетия. Поэтому такая древняя практика стала и причиной, и результатом человеческого развития. Как орошение, грамотность и брак… кастрация, друзья мои, – не просто тавро, но катализатор цивилизованного общества…