Книга 100 великих российских актеров - Вячеслав Бондаренко

В сентябре 1936 года Иван Москвин в числе первых был удостоен звания народного артиста СССР. Впоследствии он дважды стал лауреатом Сталинской премии 1-й степени (1943, 1946), кавалером двух орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. Интересен и другой факт – именно Москвин стал участником первой в СССР телевизионной передачи (15 ноября 1934 г.).

Начало Великой Отечественной застало МХАТ на гастролях в Минске. Театру выделили только две машины – легковую для дирекции и грузовик для женщин. Актрис отправили с машинами, а Москвин возглавил «пешее отступление» своей труппы. Ночью 24 июня актеры под бомбами покинули горящий город. Кедров, Ершов, Масальский, Топорков, Кторов и другие вместе с другими беженцами с трудом добрались до Можайска, где им посчастливилось попасть в грузовой эшелон до Москвы. И главная заслуга в спасении театра принадлежала именно Москвину. Он же руководил театром в эвакуации – в Саратове и Свердловске. Неудивительно, что после смерти В.И. Немировича-Данченко в 1943 году Москвин возглавил МХАТ уже официально и оставался директором театра до самой своей кончины.

Личная жизнь актера не была гладкой. От первого брака с Любовью Гельцер у него было двое сыновей, но Федор, военный летчик, погиб на фронте, а Владимир стал алкоголиком. Затем были десять лет счастья – яркий и страстный роман с суперзвездой МХАТа Аллой Тарасовой, бывшей на 24 года моложе Москвина. «Мне не только в театре, но и в жизни так хорошо возле тебя, и теперь живу как-то без улыбки, и я чувствую, когда увижу тебя и побуду с тобой, вся жизнь мне представляется другой и больше каких-то радостных надежд, – писала Москвину Тарасова. – Ты умеешь мне помочь, как-то во всем разобраться и облегчить, а в сущности, не знаю почему, мне не очень легко все дается, а раньше считали дома, что я в рубашке родилась. Жизнь трудная и мудреная штука, и в ней надо уметь плавать, а я часто не умею, надо знать, как себя вести со всеми, а это целая наука. Я плохо ею владею. Мой родной, вот сейчас мне так не хватает твоих слов, мудро-спокойных, все остальные для меня неубедительны».

В 1942-м актеры расстались – Тарасова ушла к генерал-майору Александру Пронину. Москвин вернулся в первую семью, но так и не смог до конца оправиться от травмы, которую нанесла ему Алла Константиновна. На сцене актеры встречались еще не раз, а в 1944-м сыграли пронзительный дуэт в «Последней жертве» А.Н. Островского (Москвин – Флор Прибытков, Тарасова – Юлия Тугина). Зрители воспринимали происходящее на сцене как своеобразную исповедь двух великих актеров, еще недавно бывших любящей парой, и глубоко сопереживали им.

В апреле 1945-го Москвин в последний раз вышел на сцену в небольшой роли контр-адмирала Белоброва («Офицер флота» А.А. Крона). Здоровье актера, никогда не бывшее крепким, с годами ухудшилось, его мучили постоянные сердечные боли. В начале февраля 1946-го он лег в больницу, а утром 16-го сказал вошедшей в палату медсестре: «Сегодня преставлюсь». В тот же день Москвин скончался. Могила великого актера находится на Новодевичьем кладбище.

Родной брат Москвина также был знаменитым актером. В отличие от Ивана Михайловича, он стал известен под псевдонимом Тарханов. Михаил Михайлович Тарханов (1877–1948), как и его брат, играл на мхатовской сцене, тоже стал народным артистом СССР, лауреатом Сталинской премии 1-й степени, кавалером двух орденов Ленина.

Василий Качалов. Воплощение сценического обаяния

(1875–1948)

Василий Иванович Качалов родился 30 января 1875 года в Вильне (ныне столица Литвы Вильнюс) в семье белорусского по происхождению священника отца Иоанна (Шверубовича; изначально фамилия звучала как Херувимов, но затем изменилась на Шверувимов, а там и на Шверубович). Еще во время учебы в 1-й Виленской гимназии за Василием закрепилась слава записного актера и чтеца-декламатора – без его выступлений не обходился ни один гимназический вечер. Актер П.Н. Орленев, с которым Василий посоветовался, стоит ли ему поступать в «драматическую школу», ответил так: «Да вы сам – школа! Вы учиться никуда не ходите. Вас только испортят. Поступайте прямо на сцену – страдайте и работайте».

Тем не менее после окончания гимназии юноша поступил на юридический факультет Петербургского университета, а театр остался его увлечением – приезжая в Вильну на каникулах, он выступал на сцене для собственного удовольствия (причем его партнершей была знаменитая виленская прима тех лет В.Ф. Комиссаржевская, чья всемирная слава была еще впереди).

Профессиональная театральная жизнь Василия Шверубовича началась в петербургском Театре Литературно-артистического общества в ноябре 1895-го. Тогда Н.Н. Гарин-Михайловский оценил игру молодого артиста в «Лесе» А.Н. Островского такими словами: «Нельзя не признать большого таланта в таком исполнителе, как Шверубович, игравшем Геннадия Несчастливцева». Три последних года девятнадцатого столетия актер отработал в провинциальных труппах Казани и Саратова, сыграв в общей сложности свыше 250 ролей. Тогда же благодаря чистой случайности появился и псевдоним «Качалов» – согласно легенде, актеру попалась на глаза статья о тайном советнике Н.А. Качалове, и он решил взять себе эту фамилию.

В 1900 году Василий Иванович решил перейти в труппу уже набравшего солидную известность Художественно-общедоступного театра К.С. Станиславского. Причем казанский антрепренер Бородай, не желавший отпускать своего премьера, предложил ему поистине царские условия – 6500 рублей в год (такие деньги получали министры). Но в итоге Качалов все-таки согласился на переход в МХТ с окладом 2400 рублей в год.

Василий Качалов в роли Гамлета

27 февраля артист впервые «показывался» московскому режиссеру в двух сценах «Смерти Ивана Грозного», играя роли Бориса Годунова и Ивана Грозного. Провал был полнейший. Разочарованный «безнадежно испорченным» провинциалом Станиславский сказал Качалову: «Вам предстоит ужасная работа над самим собой. Я даже не знаю, сумею ли вам объяснить, какая именно». На репетиции актера не приглашали, ролей не давали, но он упорно приходил в театр, как на работу, и терпеливо сидел на «скамейке запасных», надеясь на удачу.

И вот однажды Станиславский обернулся к нему: «Посмотрите роль Берендея в “Снегурочке” Островского. Она ни у кого не получается, завтра мы вас посмотрим…» И назавтра Качалов сыграл роль так, что режиссер выбежал на сцену и обнял актера. «Нечего больше искать! У нас есть Берендей! – взволнованно заговорил он. – Это – чудо! Вы – наш! Вы все поняли. Поняли самое главное, самую суть нашего театра. Это поразительно! Я так рад!» 26 сентября 1900 года на сцене родилась новая звезда.

После успешного дебюта на Качалова водопадом обрушились и новые выигрышные роли, и благосклонные отзывы знатоков. Посмотрев исполнение актером Тузенбаха, А.П. Чехов писал, что «отсутствие Мейерхольда незаметно; в “Трех сестрах” он заменен Качаловым, который играет чудесно». М. Горький заявил после премьеры «На дне», где Качалов играл Барона: «Я и не подозревал, что написал такую чудную роль. Качалов ее выдвинул и развил и объяснил великолепно» (Барона Качалов играл больше 45 лет). Шекспировский Юлий Цезарь, адвокат Нуллюс в «Анатэме» Л.Н. Андреева, Иван Карамазов, Ивар Карэно в «У врат царства» К. Гамсуна – эти роли одна за другой пополняли золотой фонд русского театра. Часто Качалов спорил и с традицией, и со зрителем, привыкшим видеть на сцене классические трактовки той или иной роли. После сатирического исполнения Глумова («На всякого мудреца довольно простоты» А.Н. Островского) московские студенты написали артисту… письмо протеста, где возмущались тем, что исполнение Качалова заставляет сочувствовать отрицательному персонажу. Такой же новаторской была трактовка Качаловым Гамлета в постановке английского режиссера Г. Крэга (1911): актера интересовала в персонаже прежде всего мировая скорбь, «которую дало ему презрение к жизни за ее несовершенство, скудость, бессмыслицу, зло. Трагедия Гамлета – проклятие от двойного сознания: несовершенства жизни и невозможности обратить ее в совершенство». Но этой ролью сам Качалов остался недоволен. Не удовлетворило его и собственное исполнение Чацкого (1-я постановка – 1906, 2-я постановка – 1914), которого актер считал прежде всего «борцом, рыцарем свободного духа и героем общественности», но полагал, что не смог полностью «вытянуть» эту роль.