Книга Дочь Волка - Виктория Витуорт

Люди, планирующие предательство, всегда уязвимы.

Нортумбрианцы здесь, на южном берегу Хамбера, в землях Линдси, никогда не могли рассчитывать на радушный прием. А люди, с которыми у него была назначена тут встреча, могли попасть в любую беду.

Пока он карабкался вверх, то, что казалось серебристо-серым пнем ясеня, вдруг развернулось и поднялось, превратившись в фигуру человека. Приглядевшись, он узнал Финна.

– Молодец.

Финн кивнул.

– Давно ждешь?

Финн пожал плечами:

– Два-три дня. Я пришел из Линкольна.

– Как дела?

– Хорошо. У меня есть серебро для вас. Я закопал его. И еще одна новая вещь.

Дальше они пошли рядом, и Финн старался шагать в ногу с более крупным капитаном. Больше они не обменялись ни словом, пока не показались насыпь вокруг кирки и ров перед нею.

– Ты уже виделся с ними? – спросил Туури.

Финн покачал головой. Когда они приблизились к дамбе, по которой можно было пройти через ров, он отстал на пару шагов. И так всегда робкий с виду, теперь он выглядел совсем уж подобострастным и замкнутым. Туури расправил плечи.

Но напускать на себя важный вид не потребовалось. Перед киркой стояли привязанные лошади, а двери, и южные и северные, были распахнуты. Их ждали, им были рады. Под осенним солнцем прихорашивались белые голуби.

Последовали обычные учтивые фразы, подали эль и медовуху; по разные стороны Северного моря многие слова звучали одинаково. Затем аббат Бартона оставил их, очень довольный подарком – посеребренными медными чашами с выгравированными изображениями виноградных лоз и причудливых зверей, – и собеседники перешли к делу.

Финн только наблюдал за этим со стороны, впитывая все, что слышал, – это уже стало его второй натурой.

– Вот Нортумбрия. – Туури вытянул вперед свою левую руку с расставленными пальцами, тыльной стороной кисти вверх. – Тут реки, – он указал на пространство между большим и указательным пальцем, – здесь Хамбер. Здесь Тис, – зазор между указательным и средним пальцем, – здесь Тайн, – просвет между средним и безымянным, – а вот тут Форт.

Лицо тучного мужчины расплылось и сморщилось от широкой улыбки.

– Тогда ваш мизинец – это земли Файфа, а Бартон расположился у основания большого пальца.

Шеи у него не было – сплошные жировые складки. Откуда у человека может взяться столько жира?

Последовала вспышка смеха, хохотали дольше и громче, чем заслуживала его шутка.

– Итак, скажите нам, где и когда. – Туури кивал, ожидая, когда утихнет веселье. – Мы можем пригнать вам три корабля.

– Шестьдесят человек? – На этот раз подал голос тихий мужчина с волосами серовато-коричневого, мышиного цвета.

Туури снова кивнул.

– А это будут подходящие люди? Они умеют сражаться?

Туури начал отвечать, но тучный перебил его:

– Если бы вы видели их, то не задавали бы таких вопросов! Плавание на таких лодках сплачивает людей, как ничто на свете. Они там все как родные. Парни из хороших семей, и умеют управляться с мечом. Но главное – это лодки. Остановимся пока на этом, а уж я замолвлю слово… – Он умолк, подмигнул и закивал.

– Это корабли, – спокойно сказал Туури. – Не лодки. Так сколько вы заплатите?

– Простите. Конечно корабли.

Человек с мышиными волосами сказал:

– Просим нас извинить, – и, выразительно посмотрев на них, кивнул на дверь.

– Ты знаешь, кто они такие?

Внутренний двор был со всех сторон защищен от ветра, и Финн чувствовал, как тело расслабляется под ласковыми лучами солнца. Он закрыл глаза, и перед ним разостлался красный туман прикрытых век; Финн прислушивался к воркованию голубей на крыше и чириканью воробьев. Но тут же открыл глаза, когда Туури сказал:

– Этого толстого я уже видел раньше. Думаю, в Хедебю.

– Ха. Да, трудно не заметить, даже с таким зрением, как у меня! Тилмон. Он семь лет жил в Дейнмарче. А второй – Элред. Этот хочет быть королем северного Хамбера.

– А что не так с их нынешним королем?

Туури пожал плечами и сплюнул.

– Да ничего, – ухмыльнулся он. – В смысле, все.

– Значит, всего три судна?

Последовала еще одна ухмылка, обнажившая выщербленные зубы.

– Хочу кое-что придержать в резерве.

– Не много для армии. Три корабля. Маловато, чтобы завоевать корону.

Туури цыкнул зубом:

– Они начнут с малого. Торопятся. Будут совершать набеги по всему побережью, выбирая места для удара, где это будет чувствительнее всего. Попытаются вынудить противника принять сражение. Так обычно и начинаются подобные дела.

В дверях появился слуга, жестами приглашая их войти внутрь.

Тучный мужчина сказал:

– Мы с милордом принимаем ваши условия.

Они уселись поудобнее, намереваясь обговорить детали; обстановка стала неожиданно теплой. Финн наблюдал и слушал.

21

Абархильд подождала немного, потом вытянула руку и резко ткнула сомкнутыми пальцами Элфрун в ребра.

– Ой! Я же слушала!

Это была ложь лишь отчасти. День был долгим, хотя уже стоял октябрь и светлое время суток сократилось, долгим и еще более тяжелым оттого, что проходил он в обществе Луды за подсчетами и сопоставлением их жалких запасов зерна с тем количеством ртов, которое они должны были прокормить, включая домашних животных. И дело это было далеко не закончено. Миновало всего несколько недель после отъезда Радмера, а по ее ощущениям, прошла целая жизнь.

Ей казалось, что бабушка уже очень давно обосновалась в своем маленьком тесном бауэре, пристроенном к общему залу монастыря, где жили Хихред с парнями, а теперь еще и Фредегар. Этот иностранный священник, несмотря на свою холодность, стал здесь заметной фигурой, проводя все службы, в том числе и мессы. Ингельда они почти не видели. Он неделями пропадал в Йорке и даже пропустил шумную свадьбу Хирела и Сетрит, длившуюся день и ночь напролет.

Уже через несколько дней после отъезда отца Элфрун начала осознавать, что и наполовину не знает хозяйство Донмута, хотя раньше считала, что ей известно все. От всех этих мер, весов и прогнозов, вощеные дощечки с которыми Луда выкладывал перед нею, голова шла кругом.

Абархильд начала снова:

– Но сказала Агнесса: «Я уже была обещана Владыке Вселенной, Он прекраснее солнца и звезд, и Он сказал, что никогда не оставит меня…»

Элфрун всегда любила рассказы бабушки про дев-мучениц – это было главным ее удовольствием долгими зимами, сколько она себя помнила. Про Луцию – в самый короткий день года; про Агнессу и ее ягнят – в конце января; про Агату, чье чудотворное покрывало смогло усмирить огнедышащую гору, – еще через полмесяца. А с отъездом отца в Рим эти истории обрели для нее новый смысл. Но этим вечером ей трудно было сосредоточить свое внимание на сюжете: он был слишком знаком, и вдобавок ее многое тревожило.