Книга Признание в любви - Мэри Энн Гиббс

— На этот раз я тебя отпускаю, француз, — проговорил он с противной ухмылкой. — Считай, что тебе повезло.

— О, я так не считаю, уверяю вас, — улыбнулся Филипп. — И вы не можете отпустить меня, раз уж задержали. Насчет этого существуют правила и предписания. Давайте пойдем дальше и постараемся поскорее увидеть агента.

Капитан Буллер сидел за столом, возле него стоял полковник Делейни и читал какую-то бумагу. Оба — пили вино и, похоже, были в прекрасном настроении.

Хикс, немного струхнувший теперь оттого, что доставил заключенного агенту, начал возмущаться и скулить, вертя в руках шляпу:

— Прошу прощения, но я обнаружил этого французского офицера в деревне Темперли — он шел по дороге нагло и смело, будто какая шишка, а на эту территорию заключенным нельзя заходить… — Хикс замолчал, потому что агент его не слушал.

— Ну так что же, полковник Делейни? — улыбнулся капитан Буллер, забирая у него прочитанную бумагу. — Значит ли это для вас то же, что и для меня?

— Конечно, — ответил полковник и поднял бокал. — За маршала Полей, да благословит его Господь!

— Аминь. — Капитан повернулся к Хиксу с выражением отвращения на лице. — Что? В чем дело? Что вы хотите сказать?

Хикс стал повторять свою информацию, но ему не дали договорить.

— Темперли находился за пределами территории передвижения французских офицеров, — объяснил приказчику капитан Буллер, — Но больше уже не находится. Лейтенант Кадо и его друзья теперь свободны и могут ходить, где им захочется.

— Но… — начал Хикс, не в силах вникнуть в смысл того экстраординарного заявления, однако и Филипп его тоже не мог уловить. Он неотрывно смотрел на шляпу своего захватчика, которую тот вертел в ручках, и вдруг увидел темное пятно внутри: оно имело реформу клубники.

— Так это вы напали на меня той ночью на Пустоши и отняли деньги?! — вскричал лейтенант Кадо. — Я запомнил это пятно на шляпе… Ведь она упала прежде, чем вы ударили меня второй раз, так?

— Ты не мог меня видеть… — Джон запнулся, а агент, крайне заинтересовавшись сказанным, потребовал:

— Продолжайте. Закончите вашу мысль, мистер Хикс… Лейтенант не мог вас видеть, потому что вы старались держаться вне поля его зрения, когда напали на него. Правильно?

— Нет, я не нападал… Это наглая ложь… — Джон рванулся к двери, но был схвачен охранником.

— Отведите его в караульную, — скомандовал полковник. — Я сдам его коменданту. — Когда Джона увели, он подошел к Филиппу и пожал его руку. — Позвольте мне первым обменяться с вами рукопожатиями, сэр… Мой недавний враг, а теперь, я надеюсь, мой друг.

— Pardon, господин полковник? — Филиппу показалось, что он сходит с ума. — Простите, но я ничего не понимаю.

— Только что пришла депеша из Лондона. — Агент встал из-за стола и тоже пожал его руку. — Бонапарт сдался, и война окончена. Наши страны прекратили сражение. Вы свободны, как я уже сказал, и можете либо оставаться здесь, либо идти куда хотите… можете даже вернуться во Францию. — Он дружески похлопал француза по плечу. — А теперь я пойду вместе с полковником и сообщу эту радостную новость вашим соотечественникам и открою ворота замка. — Он снова пожал лейтенанту руку и оставил его одного.

Филипп отправился к себе на квартиру, едва осознавая, что делает и куда идет. Когда он дошел до рыночной площади, то услышал ликующие крики, раздающиеся в замке: эти звуки доносились до него, как шум морских волн, когда он шел по Маркет-стрит до самого магазина булочника. Жена булочника тут же забыла о своем покупателе и, отложив свежевыпеченный хлеб, повернулась к нему.

— Говорят, война окончена, мистер Кадо? — вскричала она. — Скажите, неужели это правда?

— Да, — подтвердил он. — Война окончена. Мы больше не враги, мадам.

И тотчас же почувствовал, что его окружили мужчины и женщины, стали жать ему руки, целовать его и обнимать, смеяться и плакать одновременно. Филипп еле сдерживался от смеха, потому что таких эмоций было трудно ожидать от холодных англичан. Затем он пошел в трактир «Скрипучие ворота», заказал хозяйке самые лучшие блюда и пообедал в компании офицеров из замка — французов и англичан.

Закончив обедать, Филипп направился к Пустоши и там, присев на пригорок, покрытый мягкой травой, стал смотреть на город и на замок, возвышающийся на холме, со странным чувством сожаления и печали.

Он был свободен, наконец, и ничто не говорило об этом так ясно, как запах полевых цветов и дикого тимьяна, окружавших его со всех сторон. Он был свободен, как жаворонок, порхающий в небе над его годовой, но радость этой свободы, которую он так ждал более пяти лет, была омрачена печалью и сожалением.

Он постарался думать о дяде — этом суетливом и добром маленьком человечке, о тете — аккуратной и опрятной женщине, об их доме, увитом виноградной лозой, и о девушках, которых, наверное уже подбирали ему в жены, — с хорошим приданым и таких же рассудительных, как его тетя. Но ни у кого из них не было такого нежного голоса, такого ореола золотистых волос и ангельского лица, как у Сары…

Филипп сидел на пригорке долгое время, обдумывая свою жизнь, а когда начало темнеть, поднялся и побрел домой. Он шел по улицам, с трудом продвигаясь через толпу гуляющих людей, когда почувствовал, что кто-то схватил его за руку — второй раз за этот день. Филипп обернулся и увидел Гастона — в хорошем подпитии и в приподнятом настроении духа.

— Лейтенант Кадо! — вскричал он. — Теперь мы братья, не так ли? Больше мы не хозяин и слуга — все это в прошлом! — Гастон посмотрел на сапоги лейтенанта и расхохотался. — Фуке позаимствовал у вас старые сапоги, но, я думаю, вы догадались об этом. Это была хорошая, шутка. Если бы Фуке захотел сбежать сейчас, ему не пришлось бы прилагать столько усилий.

При этих словах он опрометчиво отпустил руку лейтенанта и свалился в канаву, а Филипп, не обратив на это никакого внимания, отправился к себе на квартиру.

Но там его ожидали неприятности. На улице возле булочной стоял экипаж, в котором сидели леди и джентльмен, подкарауливая возвращение Романтичного француза.

— Вот он! Я узнала этого мошенника!.. Это он, без всяких сомнений!

— Арестуйте его, Смитсон! — приказал сквайр Форсетт, выпрыгивая из экипажа, и здоровенный детина, с дубинкой констебля в руке, схватил Филиппа за воротник.

— Ваше имя Филипп Кадо? — спросил он.

Лейтенант вывернулся из его рук.

— Я лейтенант Филипп Кадо из французской армии, монсеньор, — отчеканил он. — Будьте любезны, сообщите мне, почему вы так бесцеремонно со мной обращаетесь?

Ему ответил сквайр.

— Вы сбежали с моей дочерью! — заорал он. — Вот что вы сделали. Разве вы не знаете этого? Вы скрылись вместе с ней в наемной карете прошлой ночью. Я и ее тетя, мы желаем знать, где вы ее спрятали?!

— Спрятал? Но зачем мне ее прятать, скажите, пожалуйста? — Филипп холодно взглянул на сквайра. — Я полагаю, вы говорите о мадемуазель Софи?