Книга Семь признаков счастья (сборник) - Олег Рой

А этот в коридоре, слышу, крадется. Покрепче сжимаю утюг. Готовлюсь бороться за свое имущество…

Кот! Где кот? Он же только что нашелся. Выбежит еще в дверь открытую, потеряется опять. Не жалко ни денег, ни макбука, новые заработаю. Но кота такого не заработаешь ведь! Только сиди тихо, кот. Все отдам.

Слышу звуки шагов в коридоре. Все ближе и ближе. Как вдруг…

– Уйаааааааааау! Уоооооу! Меееееоооооу!

С зычным мявом с полки на грабителя обрушиваются все двенадцать килограммов кота, двадцать острых как бритва когтей и тридцать зубов. Крики. Грохот падающего человеческого тела.

Тут я, не выдержав, лечу на подмогу. Выбегаю голый, с утюгом наперевес, врубаю свет и только и вижу, как кто-то в черном поспешно ретируется из квартиры. А кот стоит посреди коридора, вздыбивши шерсть, выгнувшись дугой, с прижатыми ушами – злющий, страшный, сам бы испугался.

– Ну, парень, ты герой, – восхищенно говорю я и скорее запираю дверь. Мало ли.

Обнимаю кота. Поглаживаю, шепчу ласково:

– Тихо-тихо, он ушел. Все хорошо. Ты умница. Ты победил.

И герой дня – то есть ночи – с чувством исполненного долга гордо удаляется в опочивальню. Вспрыгивает на кровать и, развалившись прямо на подушке, сладко зевает. Пристраиваюсь тихонько на краешке, пусть себе спит – заслужил.

* * *

– Анна, привет, вы мне свой номер вчера записали… Да, это я, с котом (смеюсь в трубку). У вас таких с котами, наверное… Ну вот, собственно, дела хорошо, таблетками накормил. Представляете, кот мой ночью грабителя поймал! Хотите расскажу? Тогда сегодня в восемь вечера на Пушкинской… В полдевятого? Договорились! Бегите к своему пациенту, отбой!

Господи, какой же у нее смех!

Эсэмэска: «И давайте уже на «ты»!:)»

* * *

Так мы и живем, я и кот. Двое нас в этой большой Вселенной. Два существа, которым случайно привелось оказаться под одной крышей, принюхаться друг к другу, да и привязаться так, что теперь не развяжешься.

Я уже не представляю себе жизни без Бруно. Я привык, что меня встречают у двери, привык к басовитому мурлыканию под ухом, шерсти на одежде, громогласному «мяу». Мое расписание теперь подчинено не только собственным желаниям и планам, приходится считаться с этим маленьким дивным существом, которое мяучет, ласкается, вредничает, шипит, хулиганит, лазает где ни попадя. И, честно говоря, я не против.

А что Анна? Она любит котов. А кот – не возражает.

Каким же удивительным оказался этот фактор «К». То есть кота. Если бы не кот, мое жилище так и было бы вечно неубранным, а сам я – вечно зависающим по пятничным вечерам в барах. А теперь посмотрите, каков я стал: мало того, что умница и красавец (от скромности не помру), так еще и аккуратист, каких поискать. Будешь тут с ним неряхой – тут же и покажет, где раки зимуют. Слышишь, кот? Я говорю, какой ты молодец, к порядку приучаешь. А еще, если бы не фактор «К», я бы никогда не отправился в ветеринарную клинику и не встретил там женщину с удивительными глазами…

С котом хорошо. Без кота – плохо. Это я теперь точно знаю. Даже если все не ладится, за окном дождь и серость, а на работе аврал, ты знаешь, что придешь домой и будешь не один. Он свернется клубком на коленях. Или заснет на подушке, урча и прижимаясь теплым боком к твоей щеке. Он будет урчать и убаюкивать. Не может случиться ничего страшного и непоправимого, из всего есть выход, если только у тебя имеется кот. Самый лучший зверь на свете.

Писатель и видение. Блокада

(Рассказ-притча)

Это было начало января 1943 года. Едва ли не самое страшное и тяжелое время Великой Отечественной войны. Абсурдная жестокость Ленинградской блокады – этой затянувшейся на два года войны в войне: циничного, беспощадного акта вражеского государства против самых обычных жителей города – даже не солдат, а женщин, детей, стариков. Надежда и вера – вот и все, на что оставалось полагаться людям, из чего черпать силы для выживания и чем убаюкивать свое сознание, чтобы окончательно не сойти с ума от разрывающих сердце боли, страха и безысходности.

Прекрасный, величественный город за короткое время превратился в безмолвный призрак – темный и несуразный. А его жители, бывшие всего несколько лет назад полноценными участниками пьесы под названием «Жизнь» (веселыми или грустными, сердитыми или радостными, серьезными, решительными или беззаботными – словом, разными), сейчас напоминали зыбкие силуэты персонажей театра теней с застывшей на лицах печатью беспросветного отчаяния.

Молодая женщина медленно идет по Боровой среди запорошенных снегом камней и руин, которые еще недавно были домами. Наверное, она была красивой – ладная фигурка, юное лицо с правильными чертами, непослушные пряди русых волос, выбивающиеся из-под платка. Наверное, у нее был жених, а может быть, тайный поклонник, который вздыхал вечерами, бережно прижимая к щеке ее оброненную перчатку. Но война стерла их – и мечтательного юношу, и прекрасную девушку. Обтянутые кожей скулы, глубоко запавшие слезящиеся глаза, померкший взгляд, красные от холода костлявые руки без перчаток, ссутулившиеся плечи и мешковатое рваное пальто преждевременно сделали из нее старуху. Она больше никогда не будет молодой.

Внезапно женщина замедляет шаг, ее глаза закатываются, а колени подкашиваются, и она, словно мешок с тряпьем, падает на дорогу. Куда она шла? Зачем? И могла ли знать, что этот путь по обледенелой, разрушенной улице родного города станет последним в ее жизни?.. Она больше никогда не будет молодой. Это правда.

Через какое-то время к бездыханному телу подъезжает машина похоронной службы, и два человека неопределенного возраста – такие же юные старики – подбирают труп, попутно, особенно не церемонясь, забрасывают в машину еще несколько таких же, но уже давно окоченевших, которые лежат в подворотне. Так просто. Спокойно и буднично. Смерть становится нормой, обыденностью. Не случайностью, а вполне естественной закономерностью. Нечему удивляться.

А в это время по другой стороне улицы идет мужчина. По неуклюжим, суетным движениям видно, что он старается ускорить свое движение, но измученное тело отказывается подчиняться импульсам рассудка. Вдруг из ослабевших рук выскальзывает продуктовая карточка и, подхваченная безжалостным порывом январского ветра, взмывает в воздух и несется прочь. Едва удерживаясь на непослушных ногах, мужчина размахивает руками в воздухе, пытаясь поймать маленький кусочек картона – единственный залог выживания в этом опустошенном городе. Еще один шаг, еще один слабый рывок вперед, и ему все-таки удается подхватить вожделенный талон. Переводя дух, словно после длинной тяжелой пробежки, он прижимает к груди бумажку, равноценную по стоимости человеческой жизни, улыбается счастливой улыбкой и замертво падает на дорогу. Еще одна жизнь оборвалась. Еще одна тень закончила свой монолог в этом чудовищном спектакле. А беззаботный ледяной ветер, словно радуясь своей победе, продолжает крутить в снежном вихре осиротевший талон: равнодушная и слепая сила природы – как ребенок, поджигающий муравейник, не ведает, что творит. Что ему жизнь! У ветра впереди вечность.