Книга Сингомэйкеры - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Глеб Модестович! Охотно принимаю ваше замечание. Ну,как от отца родного!..
Он смотрел с недоверием, но спросил вроде бы с надеждой:
— Правда?
— Истинная, — заверил я. — Если вы про тотинцест, то я про него уже и забыл. Это была одна из задач, я ее решил. Признаю,грубо, но при ее решении не было ни убийств, ни народных волнений, ни всплескаинфляции, ни пересмотра договоров и государственных границ! Даже, какговорится, ни одно животное не пострадало! А сейчас я занимаюсь проблемойсепаратизма в Бельгии. Не менее увлекательно, честное слово.
Он слушал, кивал, наконец вздохнул с великим облегчением.
— Ну тогда все хорошо. Я уж боялся, как бы вы невосхотели продолжать, а то и возглавить это движение. Они собираются выдвигатьсвоего кандидата на президентских выборах! А при думских выборах навернякапреодолеют семипроцентный барьер.
— Не может быть!
— Уверяю вас. Что, передумаете?
Я замотал головой.
— И слушать о них не хочу. Это была всего лишь одна изрешенных задач. Уверен, не самая сложная, мне еще предстоит решать и посложнее.Я о них уже и забыл, Глеб Модестович! Ну, почти забыл… Во всяком случае, думаютолько о проблеме Бельгии. Все-таки, на мой взгляд, франкоговорящие могутоторвать свою провинцию, и тогда Бельгия вообще перестанет быть Бельгией содними валлийцами…
Он уже улыбался, сказал кротко:
— Хорошо, Евгений Валентинович, идите работайте. У меняс души вот такой камень свалился.
Он показал руками, какой камень, такой мог бы раздавить ислона, так что Глеб Модестович у нас круче Шварценеггера.
Я вышел, шатаясь так, что задел плечом дверной косяк. Шефнедоволен самой возможностью, что я влез бы в это дело с головой и возглавил быстремительно растущую партию инцестофилов. Хо??я сама по себе идея возглавитьдвижение мне самому кажется великолепной и замечательной, а также грандиозной имногообещающей, но только у меня планы еще грандиознее, а политика в мои планыне входит.
Однако, даже не сказав конкретно, почему именно мне личнозаниматься моей идеей не стоит, он дал ясный, как он считает, намек. Увы, яснымкажется только ему. Я слишком прагматичен, у меня отсутствует поэтическоевоображение, чтобы я мог вот так уловить некие эфемерные связи и, связав их внекую сеть, получить реальную картину.
Единственное, что приходит в голову, — это совсем уждикое… У меня всегда так, если нет понятного решения, мысль начинает хаотичнометаться, как броуновская частица при быстром нагревании среды, перед глазамипляшут бредовые образы, картинки.
Он закончил многозначительными словами: «…чем этозакончилось, знаете сами». Значит, ключ к пониманию спрятан здесь. ВеличиеРима, как все мы знаем, закончилось грандиозным его падением, что всем миромбыло воспринято как конец света. Рим выглядел вечным и несокрушимым, какойсейчас кажется наша цивилизация, но… пал страшно, необъяснимо. Среди руиндрагоценного мрамора, привезенного на кораблях из дальних стран, вырославысокая трава, а затем и дикие деревья. Под их сенью невежественные пастухипасли коз на Капитолийском холме, где совсем недавно принимались судьбоносныедля всего мира решения.
В учебниках истории обычно сообщается об ордах варваров, чтовзяли и разрушили Рим. Так понятнее школьникам. Гораздо труднее объяснить, чтомощь Рима была уничтожена изнутри странной и непонятной религией,христианством, которая казалась просвещенным римлянам абсолютно непонятной инеприемлемой. А эти христиане, называя Рим «вавилонской блудницей», не желалиничего иметь с ним общего, а себя называли сверхчеловеками…
А варвары, уничтожившие Рим, кстати о птичках, все былихристианами.
Дальше я додумывать не стал, повеяло вдруг могильнымхолодом. Не может быть, чтобы все было так страшно. Мы ведь живем в том самомпрекрасном Риме с его свободными отношениями!
Прошло с полгода в фирме, однажды меня в очередной развызвал Глеб Модестович, я пришел и встал навытяжку. Он устало махнул рукой.
— Перестаньте… Если и дальше так пойдете, скоро я будуперед вами тянуться.
— Что случилось? — спросил я встревоженно.
Он посмотрел мне в глаза и сказал медленно, наблюдая за моейреакцией:
— Вы получили повышение. Помимо роста жалованья, васждет допуск на уровень выше. Это значит, что работа станет сложнее, азадачи — масштабнее.
Я пытался справиться с рожей, что расплывается, как жидкоетесто на сковородке, но губы как будто кто тянет за уголки.
— Правда? — спросил я шепотом. — А какиезадачи? И масштабы?
Он кивнул.
— Хорошие вопросы. Впрочем, вы неоригинальны. У настолько двое из десяти сперва спрашивают, каким будет жалованье.
— А остальные?
Он хмыкнул.
— Вы не единственный, кто любит работать. Тут естьтакие, что просто обожают!
— Я тоже обожаю, — запротестовал я. — Давсякий мужчина обожает ту работу, которая совпадает с его хобби. ГлебМодестович, огромное вам спасибо!
Он отмахнулся.
— Я при чем? Я просто передаю вам решение руководства.Наверху внимательно изучили ваше дело, и уж не знаю сколько было «за», сколько«против», но вас повысили. Быстрее вас продвигался только Жуков, он за первыеполгода одолел три ступени!
— Я ни с кем не соревнуюсь, — заверил ясчастливо. — Две за полгода — это чудо!.. Что нужно делать в такихслучаях? Закатить пир? Позвать нашу фирму?
— В обед закажите кофе на всех, — посоветовалон. — Жест важнее истраченной суммы. Все они получают больше вас, так чторазмахом их не удивишь. Ну, идите. Я вас уже поздравил.
Эммануэль, как она обожает себя называть, а так просто Эмма,ухитряется работать, успешно заниматься в первоклассном вузе и оказывать разногорода сексуальные услуги нашим сотрудникам. Последнее она и не скрывает, нотолько со мной иногда садится в машину, и мы едем ко мне.
Квартира у меня давно не та, и хотя эта еще не своя, снимаю,зато шикарная пятикомнатная, две спальни, два туалета и две ванные, а комнаттак вообще неизвестно для чего столько, но на гостей это почему-то действует,ахают, восторгаются и даже ужасаются.
Когда Эмма зашла в нее первый раз, она изумилась размерам иобстановке, но как-то дежурно, и я сразу ревниво понял, что у некоторых нашихкуда шикарнее. А то и у всех. Сейчас она сразу же пошла на кухню, делает этоискренне, любит похвастаться, что готовит просто чудесно.
Я пошел следом, обнял сзади, ноздри уловили чистый запах полевыхцветов. Она недовольно подвигала плечами.