Книга Колдун на завтрак - Андрей Белянин

К его чести должен признать, что демонический смех мужичок отрабатывал не по одному разу, а на публику оно, конечно, действовало отпадно. Второй волк, чуть прихрамывающий, с золотой серьгой в ухе, встал на задние лапы, встряхнулся, покрылся буграми мышц и с рыком, качаясь из стороны в сторону, обернулся здоровенным медведем-шатуном, словно бы специально поднятым с зимней спячки. Народ в хате прилип носопырками к стеклу, о свадьбе и думать давно забыли, тут куда более интересные зрелища разворачиваются. Война колдунов — это же для всего Калача на Дону эпохальное событие, на сто лет вперёд внукам пересказывать…

— Гля, гля, деда, а казачок-то и впрямь зайчиком обернулся! — раздалось за моей спиной.

— Чую, прогадали мы с ним-от, — философски признал староста. — Но ништо, и второго колдуна напоим, дак он-от умилостивится. Осталась самогонка-то, поди?

Второй цыган был куда умнее или же опытнее первого. В образе медведя он, разумеется, смотрелся внушительнее, но и сам по себе был покрепче предыдущего. К тому же в его левой руке хищно сверкнул короткий цыганский нож, острый как бритва. Это погано, даже очень. Один раз даже вскользь такой «мистикой» кровь отворит, и не всякую рану зашить успеешь. Надо было саблю дедову брать, а так…

— Кончай его, Семён, — сквозь зубы приказал Птицерухов.

Я сунул руки в карманы и ждал.

— Дедушка, а зайчик-то храбры-ый…

— Ну дык на то он и зайчик. Сперва храбрый, а как мядведь пасть-то раззявит, дак и мокрого пятнушка от него не будет…

Цыган тоже решил зазря не рисковать и бить один раз, но чтоб наверняка. Он кружил вокруг меня скользящими шагами, и на его лысине блестели под лунным светом капельки пота, словно стеклянные бусинки. Я вытащил руки, зажав в правом кулаке пригоршню соли. Теперь всё зависело от реакции и точности броска. У «медведя» были очень неплохие шансы, но колдун всё испортил сам…

— Чего тянешь, насади ему штырь под дыхало! Убей его, убе-э-эй!

Цыган отвлёкся на полный ненависти вопль и ударил впопыхах. Лезвие ножа, видимое всем как «медвежий коготь», чудом не задело мой бок, но и я не дремал — соль полетела противнику прямо в выпученные глаза, и…

— Мамочки! Мама-а-а, царица небесная, — взвыл «медведь», бросаясь наземь и закрывая морду лапами. — Ослеп я! Совсем ослеп! Погубил меня хорунжий, ай-яй как погубил! Зрения лишил напрочь… Воды, воды мне-э!

— Дебилы, угораздило же связаться, — тихо простонал Птицерухов, когда несчастный всё же вскочил на ноги и ринулся на поиски колодца, но, ничего не видя, влетел лбом в забор. Забор оказал вроде бы пассивное сопротивление, но вполне действенное. Мишка опрокинулся на спину и уже не встал, на его лбу зрела могучая, не еловая, не сосновая, не кедровая, но шишка!

— Ой, дедушка, а зайчик-то медведя одолел…

— От-то ж, девонька, даром мы, чё ли, зайцу деньгу-то платим? — удовлетворённо резюмировал староста.

Добрейшие люди, слов благодарности на них не хватает, умеют согреть душу…

— Ну что, один на один? — Я исподлобья посмотрел на колдуна.

— Не спеши, казачок, не спеши. — Птицерухов ещё раз взмахнул руками, и народ в хате испуганно ахнул:

— Пожар!

Судя по всему, из меня попытались изобразить столб пламени, и наверняка у него опять получилось. А ничего страшнее огня для нашего крестьянства не было и нет, сейчас все ударятся в панику, затопчут своих же и…

— Таки шо ви шумите? Можно подумать, тут уничтожают Содом и Гоморру, — раздался за моей спиной характерный голос старого еврея. — Один-единственный локальный очаг возгорания, плеснём из любой ёмкости, и его нет. Смотрите на раз!

Я даже вякнуть не успел, как этот чёрт вылил на меня ведро воды. Холодню-у-че-эй! Зато чары смыло вмиг.

— Значитца, не горим, да? — неуверенно топчась в дверях, признали староста, батя невесты и её маманя, уже начавшая выносить узлы с вещами. — И казачок-то живой. Хорошо-о-о!

— А мог быть полный цимес. — Чёрт панибратски затолкал всех обратно. — Таки я чую, шо здесь есть причина на предмет выпить рюмочку, и не одну. И что-то мне говорит, что ви уже на то дозрели…

— Чёрт, — злобно сплюнул Птицерухов, вновь поднял руки, но я уже просто не стал ждать, пока он сотворит какую-нибудь очередную пакость.

— А ну иди сюда, сучий сын! — Я в два прыжка встал перед ним, выхватив из-за голенища нагайку. — Думал, просчитал меня, да? Вражий потрох! Я ж таких колдунов, как ты, ем на завтрак!

— А-а-у-у! — по-бабьи взвыл он от первого хлещущего удара, но нагайка не останавливалась…

— Узнал, что я сквозь личины вижу, а большего не умею? Да мне большего и не надо. Довольно рожи ваши истинные видеть, нечисть поганая! Но зато и я тебя раскусил — ты тоже не больше моего умеешь. Я сквозь личины вижу, а ты их накладываешь! Одним обманом живёшь, и вся твоя власть — сплошная иллюзия! А без этой власти что ты сам можешь? Кто за тебя постоит? Фальшивка ты и есть, за что тебе и урок. Будешь впредь знать, как у казаков коней красть! Будешь?! Личины на всех подряд накладывать будешь? Головы невинному люду морочить будешь?!

Цыганский колдун упал на землю и, визжа, пытался уползти под плетень от моей нагайки, но меня понесло! Я порол его, не глядя куда и как, потому что, если к такому вот гаду хоть на миг проявишь обычную человеческую жалость, он не успокоится. Либо сейчас всю дурь выбью, либо…

— Я больше не буду-у-у! — наконец взвыл он, заливаясь злыми слезами.

И в тот же миг словно незримая сила сковала мою руку, нагайка так и замерла на взмахе, ударить его ещё хоть раз я уже не мог. Не сумел. Потому что нельзя, раз так просит человек, видать, дошло, а?

Я сунул плеть за сапог, выдохнул, снял папаху, вытер лоб и развернулся спиной:

— Бог тебе судья…

Не знаю, что это было, какое-то седьмое чувство, но перед глазами на долю секунды возник странный образ: побитый Птицерухов мстительно хватает брошенный цыганский нож и бросается мне на спину. Я словно бы увидел всё это. Обернуться даже не пытался, не успел бы по-любому, как ни верти. Лишь выпрямился, чтоб смерть принять не сгорбившись, как старик, но… удара не последовало. Вместо этого раздался тихий хлопок и донельзя мерзостный голос объявил:

— За тобой должок, колдун!

— Не-э-эт… — едва слышно пискнул злодей, падая на колени и бросая нож.

Я обернулся и обомлел… Перед бледным, как сметана, Птицеруховым стояли два крохотных, едва ли выше ладони, бесёнка на тоненьких козлиных ножках. Довольно потешные, с хвостиками и копытцами… но он смотрел на них с таким диким страхом, словно это были неумолимые посланцы самого Сатаны.

— У меня… печать… нельзя… нельзя-а меня, нельзя!

— Покажи, — строго кивнули бесы, и в их голосе была такая чугунная уверенность, что лично у меня иллюзий не осталось — они и в самом деле посланцы. Эмиссары Тьмы. Хозяева колдунов и ведьм, взыскующие платы по Договору. Да и еврейский чёрт что-то говорил про печать…