Книга Убить Бин Ладена - Олег Якубов

Х Х Х

Это было похоже на сон. Да какой там сон! Даже в самом кошмарном сне не могло ему привидиться такого. Казнили Абу Нуваса — «кудрявого». И он, Закир, должен был при этом присутствовать, и не просто присутствовать, но и ничем не выдать себя.

Ярость от собственного бессилия, от сознания, что не может помочь товарищу, клокотала в нем, но Закир не позволил себе даже веки опустить во время казни.

Еще несколько недель назад он приметил в расположении штаба нового конюха, признав в нем своего связного, с которым встречался в кофейне на окраине Карачи. Но всякий раз, когда Закир проходил мимо кюнешен, Абу Нувас подавал со стороны невидимый, но для них двоих вполне понятный сигнал — не подходить!

Легенда Абу Нуваса казалось ему самому такой прочной и непогрешимой, что он в какой-то момент, видимо, расслабился. Кто-то из службы безопасности Шаха Максуда обратил внимание, что новый повар чересчур уж тщательно, как-то даже не по-мужски витиевато, штопает одежду. Повара обыскали и в одном из швов черной жилетки была обнаружена шифровка. Расшифровать неизвестный код не удалось, но у контрразведчиков не оставалось ни малейших сомнений — связной шел на встречу с агентом. Стало быть, агент находился где-то рядом, может быть, в одном из партизанских отрядов, а возможно и в самом штабе — такой вероятности тоже нельзя было исключать.

К связному применяли самые жестокие и изощренные пытки, на которые только были способны палачи. Абу-Нувас молчал. И откуда взялось столько сил — духовных и физических в этом тщедушном теле!

— Ни одно живое существо не может выдержать того, что выдерживает этот шакал, — докладывал начальник контрразведки шаху. — Он может подохнуть в любой момент, а этого допускать нельзя. Его надо казнить.

Максуд согласно кивнул головой.

— Я составил список людей, которые на казни должны присутствовать обязательно. Мои люди будут смотреть во все глаза, может быть, предатель чем себя и выдаст. — И он протянул список, состоявший из двух десятков имен. Было в списке и имя муллы Закира Бин Нурлана.

— А этот человек как попал в твой черный список? — недовольно поморщился Шах, увидев фамилию того, кого приблизил к себе сам.

— Этот человек в вашем окружении недавно и хотя, я знаю, вы ему доверяете, упустить представившуюся возможность лишний раз его проверить, было бы верхом легкомыслия. Кстати, если вы соизволите обратить внимание, моя фамилия тоже значится в этом списке.

— Кого ты хочешь провести этими хитростями?! — рявкнул шах, но список утвердил — цена человеческому предательству и коварству была ему слишком хорошо известна.

…Все было кончено. Сверкнула сталь клинка, голова с выпученными от ужаса и навсегда застывшими глазами глухо стукнулась о песок. Почему-то именно в этот момент Закиру подумалось, что он, наверное, уже никогда не узнает настоящего имени человека, с которым был знаком столько лет и к которому все, да и он сам обращались только по его нелепому прозвищу. Да что там имя! У него не было даже возможности сообщить о героической гибели связного. Последующие несколько часов он провел в неведомом для него ранее состоянии. Отвечал на вопросы, что-то делал, даже пил чай в окружении других людей. Но при этом у него было такое ощущение, что это не он, а какой-то заменивший его робот говорит, движется, проверяет перед сном оружие…

Х Х Х

Через несколько дней шах Максуд вызвал Закира. «У меня печальные новости, дорогой брат, — произнес он и, приподняв чалму, стал яростно растирать затылок, отгоняя нахлынувшую боль. — Умер Ахмад ар-Равийя. Мы выезжаем сегодня же.

Закир взглянул вопрошающе.

— Да конечно, вы едете тоже. Я знаю, как относился к вам уважаемый ар-Равийя и просто не имею права лишать вас возможности проводить его в последний путь.

Закира удивило, что на похороны народу собралось совсем немного.

— Советами и помощью покойного пользовались многие, но большинство из них старались не афишировать своих отношений, — пояснил шах Максуд. — А вы мужественный человек, — счел необходимым добавить он. — Не проронили ни слезинки.

— Идет война, — возразил мулла. — Нам некогда горевать даже по тем, кого убивают неверные. А смерть в столь почтенном возрасте — не горе, но лишь благодеяние Аллаха.

— Старик не зря был высокого мнения о вашем уме, — заметил Максуд и добавил многозначительно, — он не ошибался в людях.

Странные чувства владели Закиром на этих похоронах. Ему было доподлинно известно, что старик финансировал поставки оружия, не пренебрегал торговлей наркотиками, то есть сеял повсюду смерть. Но он не мог избавиться от мысли, что в глубине души благодарен покойному — ведь именно он, пусть даже невольно, способствовал достижению той цели, которую поставил перед собой Закир.

В Панджшерское ущелье, где располагался штаб Максуда, они вернулись через сутки, когда рассвет еще только занимался. В дороге все больше молчали, лишь изредка обмениваясь вроде ничего не значившими репликами. Но так могло показаться только стороннему наблюдателю. На самом деле шах не упускал ни единой возможности как можно лучше понять, кто находится рядом. Действительно ли искренен с ним этот немногословный человек, насколько глубокими обладает знаниями, способен ли мыслить самостоятельно, или предпочитает подлаживаться под чужое мнение, скрывая свое собственное, либо не умея его отстаивать. И чем больше приглядывался Максуд к мулле Закиру, тем больше убеждался, что перед ним человек неординарный. «Неординарный еще не значит — верный», остужал сам себя Максуд, решив, однако, что мулла стоит того, чтобы его приблизить к себе, не упуская не единой возможности проверить. И все же, как приятно беседовать не с тупоголовыми баранами, которые только и умеют, что преданно заглядывать в глаза и трясутся от вечного страха и угодничества.

Мулла человек совершенно иного толка. Он на лету схватывает любую мысль, а его собственные суждения отличаются глубиной мышления, склонностью к анализу, выверенностью тщательно взвешенных и хорошо обдуманных выводов. «Конечно, мулла не обладает подготовкой и навыками разведки и контрразведки, продолжал рассуждать шах, Но его аналитические способности очевидны, делают ему честь и он умеет разложить по полочкам и проанализировать любую ситуацию так, как это не в состоянии сделать многие разведчики-профессионалы».

Узнай отставной генерал Элиэзер Бен-Яаков о подобных рассуждениях одного из лидеров повстанческого движения, он бы, несомненно, порадовался за своего ученика, за его безукоризненную конспирацию, великолепно отшлифованное умение перевоплотиться.

В руководстве советских войск совершенно отчетливо сознавали, что именно такие командиры, как шах Максуд, представляют в Афганистане наибольшую угрозу и потому за годы войны было предпринято не менее десятка попыток ликвидации шаха. Но все они провалились. Приходилась признать, что разведка и контрразведка Максуда всегда были на высоте. Не последнюю роль в этом сыграл и скромный, никому на советской стороне неизвестный, мулла Закир Бин Нурлан. Ему пришлось приложить немало сил и изобретательности, чтобы оставаться постоянно в тени. Он избегал штабных совещаний, а если и высказывал свое мнению, то старался это делать только с глазу на глаз с Максудом. Конечно, это было нелегко, тем более, что неожиданно у него появился явный враг — один из наиболее доверенных максудовских контрразведчиков. Наиль-эд-Дин был знатоком своего дела, его отличительными чертами к тому же являлись коварство, неверие и недоверие ко всему и всем. Поговаривали, что он рос вместе с шахом Максудом и тот доверял ему безраздельно. Наиль-эд-Дин был горазд на всякие проверки и провокации, за глаза его называли Аль Каззаб, что в переводе означает лживый, скрывающий свои мысли.