Книга Останься со мной - Бонни Перселл

Бо сбросила туфли.

— Хочешь выпить? — У нее были бутылка вина, крекеры и сыр, Она не хотела показать, что сгорает от желания, но надеялась, что сегодняшняя ночь будет повторением той, субботней.

Теплые руки обхватили ее сзади, развернули — и она оказалась лицом к лицу с Митчем.

— Я не хочу ни есть, ни пить. — Митч притянул ее к себе. Бо ощутила теплое дыхание на своей щеке, его рука легла на ее талию. — Я весь вечер ждал, когда смогу подержать тебя, — шептал он.

Бо перестала дышать, она посмотрела в глаза Митча, полузакрытые веками, — за темными ресницами стояла васильковая синь. Она поняла, что он желал гораздо большего, чем просто подержать ее в своих объятиях.

Бо так много хотелось сказать ему, но мешали переполнявшие ее чувства, к тому же она не была уверена, что сможет найти слова, чтобы выразить, как он нужен ей.

Чтобы не тосковать. Чтобы радоваться жизни.

Почему любовь приносит страдания? Или только она одна испытывает такие чувства? В кинофильмах, в телевизионных передачах любовь совсем не такая. Почему она не может чувствовать себя счастливой в короткие моменты, которые им остались?

Потому что она хочет все.

Все вопросы и ответы пронеслись в ее мозгу за доли секунды, которые понадобились Митчу, чтобы прижать свои губы к ее губам. И на все вопросы нашлись ответы, все сомнения разрешились; Бо растворилась в поцелуе, который был бесконечным и который слишком быстро закончился. Потребности и желание, угнездившиеся в ее сердце, оставили Митча, свились в один клубок и переместились в жаждущие глубины ее существа.

Он оторвался от губ Бо, и ее дыхание оборвалось.

Глава 10

— Целуй меня, — умоляла Бо, оставшись без его губ. — Нет. — Она отрицательно покачала головой и отступила назад. — Не надо.

Она услышала, как Митч тяжело вздохнул, и ей пришлось объяснить.

— Возьми меня, — прошептала она охрипшим от волнения голосом. — Я хочу, чтобы мне было что вспоминать, когда ты оставишь меня.

— Тогда почему мы стоим здесь? — сдавленно спросил Митч. Он обхватил ее, поднял на руки, и Бо показалось, что сейчас она сгорит от желания.

Она обвила руками его шею и склонила голову на его грудь. Вслушиваясь в его рваное дыхание, стук его сердца и глухие удары собственной крови в ушах, она поняла, что сегодняшняя ночь будет прекрасной.

Сегодня будет их последняя ночь, но сейчас она попытается забыть об этом.

Сейчас у нее есть все.

…Бо дышала ровно и спокойно, и Митч решил, что она заснула. Он лег так, чтобы смотреть на нее. Он никогда не сможет насытиться ею. Ему так хотелось разбудить ее и прижать к себе. Нет. Этого было бы мало. Он хотел — нет, это было жизненной потребностью — проникнуть в ее влажную, жаждущую сердцевину и забыть обо всем на свете, забыть, что его ждет служба.

Но ему придется довольствоваться воспоминаниями. Об этой ночи и об этом сказочном отпуске, когда он узнал Бо.

Почему их соединил не один только секс? Тогда он легко справился бы с этим. Будь это только секс, он мог бы уйти. Но он уже знает, что не относится к тем мужчинам, которым нужно лишь физическое удовлетворение. Ему нужно взаимопонимание. Наверное, Бо чувствует то же самое.

Тогда почему она никогда не говорила ему этого?

И почему он сам ничего не сказал ей?

Митч закрыл глаза и задумался. Если бы он рассказал Бо о своих чувствах, он дал бы ей в руки оружие, которое можно было бы использовать против него.

А вдруг окажется, что Бо не любит его? Митчу была невыносима одна только мысль о том, что Бо после того, как он отдал ей свое сердце, вернет его обратно — разбитое.

Она поворочалась, что-то тихо пробормотала во сне, и Митч обернулся, чтобы посмотреть на нее. Тонкий луч света от уличной лампы падал на ее лицо, и она сделала движение рукой, как бы желая смахнуть его.

Митч улыбался, глядя, как Бо устраивается поудобнее; когда ее аппетитная попка скользнула по его бедру, желание вспыхнуло с новой силой. Он приказал своему телу вести себя пристойно. Как бы он ни желал эту женщину, он не хотел разбудить ее. Если он сделает это, он не сможет уйти.

Мигающие цифры на часах, казалось, кричали в тишине, что время уходит. Время кончилось.

Митчу так хотелось дотронуться до Бо, почувствовать бархатистую гладкость ее кожи. Он наклонился к ней, вытянул пальцы, подержал их над изящным изгибом ее шеи, но отдернул руку. Он не станет будить ее. Он не простится с ней, лучше он запомнит ее мирно спящей.

Митч вздохнул, осторожно освобождаясь от одеял и подвигая ноги к краю кровати, замирая, чтобы не потревожить Бо. Ему так хотелось поцеловать ее, но он не посмел.

Митч рывком поднялся с теплой кровати, пахнущей Бо и любовной близостью, — матрас распрямился и скрипнул. Бо шевельнулась, но продолжала спать. Митч, стараясь не дышать, ощупью нашел свою одежду.

Одевание в грустной тишине, прерываемой только его дыханием, заняло больше времени, чем обычно, но Митч был рад этому. Надо что-то сделать, чтобы побыть рядом с Бо еще немного, пусть несколько минут.

К черту! Он ненавидит все это.

Как Митч ни медлил, очень скоро он был одет и мог уходить. Больше всего на свете ему хотелось остаться, но он на цыпочках пошел к двери.

Он должен идти. Его самолет вылетает в шесть ноль-ноль. Ничто, кроме отказа оборудования и нелетной погоды, не может задержать отлет. Он посмотрел в окно; серебряная луна свидетельствовала о том, что задержки из-за погоды не будет.

И уж конечно, не будет неисправностей.

Он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Бо, и прошептал:

— До свидания, Бо. Я…

Он не закончил. Уходить оказалось очень трудно, но легче, чем открыть свои чувства. А если он разбудит ее, посмотрит в ее прекрасные карие глаза, то не сможет уйти.

Митч закрыл за собой дверь и тихонько двинулся дальше…

…Бо долго лежала после того, как Митч тихонько, как ночной вор, покинул ее и унес ее сердце. Все время, пока он одевался и уходил, так и не вынеся никакого приговора, она только притворялась спящей. Она ждала, надеясь, что он скажет что-то еще, но нет. Ей так хотелось самой произнести желанные слова, знать наверное, что он имел в виду. Но она не посмела.

Если она позволит себе надеяться, а потом окажется, что она надеялась напрасно, что неправильно истолковала повисшее горькое молчание, ей будет еще больнее.

Почему она не сказала ему, что не спит? Почему не повернулась к нему и не заговорила? Она могла бы сказать Митчу, как он нужен ей.

Если бы она это сделала, возможно, он тоже признался бы ей.

Но она этого не сделала. Лежала рядом, а между ними были ее трусость и страх. Лежала, плотно сомкнув глаза, чтобы остановить готовые пролиться слезы.