Книга Свет моей души - Энджел Мертонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, вечность прошла с тех пор, как она была наивной простушкой. Она любила его. Она сказала ему, что любит его, но Пресвятая Богородица так и не сжалилась над ней и не отменила незыблемое правило: любовь требует жертв…
Прошел уик-энд. Утром в понедельник Бет задержалась и явилась в офис позже обычного. При виде хозяйки Данк скатился с ее кресла и встал. Он был таким же сильным и красивым, как всегда, и это привело Бет в уныние.
— Доброе утро, Бет.
— Вот это сюрприз…
— Ты же знаешь, я не могу долго быть без тебя.
Их взгляды встретились.
— Кофе?
— Я уже пил. — Он сделал несколько шагов навстречу. — Работа над «Беатрис» закончена. Можешь сообщить Скэрлотам. Они наверняка захотят приехать и взглянуть на яхту, прежде чем заплатят за ремонт.
— Хорошо.
— Дело в том, что сегодня вечером мне надо лететь в Майами.
У нее потускнели глаза.
— Раньше, чем ожидалось.
— Я все равно собирался уехать. Ты ведь сама предложила, чтобы я отпраздновал День Благодарения с отцом. Я прилечу из Майами прямо в Бостон и встречусь с ним.
— Что ж, удачи вам обоим.
— Спасибо.
Холодные фразы летали от одного к другому как теннисный мячик. Когда Данк шагнул к двери, Бет подняла руку.
— Каковы шансы, что поездка в Майами окажется удачной?
— Ты имеешь в виду новые заказы?
— Да. Обычно ты представляешься, потом тебя знакомят с дизайнерами и архитекторами, и они смотрят твои работы. Я знаю, как делаются такие дела.
— Вполне возможно.
— Тогда надо договориться. Если понадобится переехать, я не стану держать тебя.
— У тебя новое увлечение?
— Нет. Все осталось по-прежнему, изменились только мои планы. В этих обстоятельствах было бы нечестно удерживать тебя на станции.
— У твоей фирмы есть филиал в штате Флорида?
— Нет.
— А если бы был, ты могла бы приехать туда? Да или нет?
— Данк, нам нечего делать вместе.
— Бет, дорогая, мы можем делать вместе все. Ты всегда слишком торопишься. Сначала ты хотела, чтобы я остался здесь. А сейчас, когда мы… — Он поглядел в окно. — Черт побери, когда мы стали близки, ты хочешь, чтобы я вернулся с тобой в Бостон. Я сказал, что этого не будет. А теперь может получиться так, что мы с тобой окажемся в разных концах Америки.
— Я думала только о тебе.
Он подошел к ней.
— День и ночь? И в офисе, и в доме, и в постели, где ты стала моей? Значит, ты мучаешься не меньше, чем я? Ты хочешь переубедить, хочешь силой заставить меня изменить самому себе и надеешься, что после этого мы сможем жить вместе? Проклятие, я ведь и сам думаю о том же…
— Данк, нет…
— Верь мне, я ненавижу думать об этом. Я хочу спать спокойно. Хочу есть, работать, придумывать новые вещи и не вспоминать о тебе. Хочу избавиться от этой ужасной надежды, которая охватила меня с той самой минуты, как я тебя увидел.
— Я тоже… — заливаясь слезами, прошептала она.
— Так вот тебе мой ответ. Я уезжаю в Майами, потом проведу праздники с семьей. Думаю, что вернусь не раньше начала декабря. Тебя здесь уже не будет. Может быть, к тому времени я излечусь. — Он открыл дверь в демонстрационный зал. — Удачи тебе в Бостоне. Я уверен в твоем успехе. Ты получишь следующее повышение по службе куда быстрее, чем думаешь.
Бет рухнула в кресло. Услышав стук двери, она закрыла лицо руками и уронила голову на стол.
В этом году третье декабря приходилось на понедельник. Окно квартиры Хаммелов в центре Бостона было занесено снегом. Не верилось, что в Майами стоит жара. В квартире было пусто. Данк сел в кресло и положил ноги на кофейный столик. Снова играл диск Ширли Бесси. Только никто не лежал на диване, сморенный внезапным сном…
Он доедал остатки индейки с клюквенной подливкой. Перед расставанием отцу и брату было обещано, что на кухне не останется ничего портящегося.
Третье декабря. Один день долой.
— Значит, это любовь, — пробормотал он, надевая парку, когда швейцар позвонил ему и сказал, что такси ждет. Он назвал шоферу адрес Бет. Ни звонка, ни открытки из Бостона или Кейп-Норда. Связь между ними была утеряна, и это разъедало его душу как язва.
Он расплатился, вышел у ее дома и назвал швейцару свое имя и имя Бет. Тот сообщил о его приходе по домофону и кивнул в направлении лифта, коротко бросив:
— Пятый этаж, квартира налево…
Он вышел из лифта, достал из кармана договор об аренде и позвонил в дверь.
— Вы к Бет? — раздалось за дверью.
— Да.
Дверь открыла блондинка лет двадцати. За ее спиной виднелась маленькая столовая, где парень примерно того же возраста настраивал гитару.
— Пожалуйста, входите. Я снимаю квартиру у Бет, но ее нет.
— Вот ее-то я и ищу.
— Я так и подумала. Поэтому вам и открыла. Но она была здесь дней десять назад и с тех пор больше не появлялась.
— Разве она не вернулась первого декабря?
— Не смогла оставить станцию. Вот повезло мне, а? А то пришлось бы спать на диване.
— Но она вернется?
— О, конечно!
— Я думал, что ей надо было в офис… Неважно. Если будете разговаривать с ней, передайте, пожалуйста, что я вернулся.
На пути к двери он споткнулся о футляр гитары и проклинал себя всю обратную дорогу. Он потерял неделю работы, упустил клиентов, остался в Бостоне только для того, чтобы удивить ее. И кто же из них теперь в дураках?
Он провел вечер, доедая остатки провизии, хранившейся в холодильнике, а утром сел на поезд до мыса Мэн. Машина стояла там, где он ее оставил, заиндевевшая от мороза. Он поехал на лодочную станцию, ожидая ничуть не более теплого приема.
Бет была в четвертом ангаре, где вместе с Шоном осматривала движок прогулочной лодки кейп-нордского яхт-клуба. Гул мотора остановившейся снаружи машины заставил ее поднять голову.
— Он вернулся, — сказал Шон, принимаясь за работу. — На твоем месте я бы прочитал ему одну из тех лекций об ответственности, на которые ты такой мастак. — Он выгнул бровь. — Но, слава Богу, я не на твоем месте.
Бет улыбнулась.
— Спасибо за совет. Мне действительно нужно поговорить с ним о Скэрлотах.
Она надела куртку и вышла наружу. Как ни пыталась девушка унять дрожь, у нее от страха это не получалось.
Тем временем Данк хлопнул дверью и направился в свою мастерскую. Бет окликнула его. Он остановился и подождал. Ветер играл его волосами. Тщетно Бет пыталась разобраться в выражении его лица. На нем было написано лишь ожидание.