Книга Цыпленок на полотенце - Диана Вишневская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же делать?
— Давай попробуем слушать только себя и доверять только себе. Как тогда, в 18 лет. Нравится тебе Александр Македонский — значит, он хороший. И если ты хочешь быть такой же, как он — будь такой же.
— А как же церковь? Как же православие?
— Знаешь что, — задумчиво сказал внутренний голос, — мне кажется, мы православие поняли неправильно. То, что у тебя в голове, — это не православие. Это ересь какая-то.
— Я три года пыталась понять, что такое православие.
— Да, ты старалась изо всех сил. Но у тебя не получилось. Давай признаем это — у нас не получилось. Может быть, мы к этому просто пока не готовы.
— Думаешь?
— Думать нам с тобой сейчас вредно. Нам надо психику в порядок приводить, а не рефлексировать. Пошли лучше играть.
— Не знаю. Что-то тут не так…
— Уф-ф-ф, как ты мне надоела. Всё, хватит, пошли играть.
— Да, действительно.
Аня посмотрела в экран и положила руки на клавиатуру.
* * *
Через месяц весы показывали еще на три килограмма меньше. А спустя еще два месяца, когда вес снизился, в общей сложности, на 11 килограммов, Аня поняла, что не хочет выходить на улицу.
Ей было хорошо в мире «Цивилизации». И ей было страшно возвращаться в реальный мир.
Теперь ей было трудно даже сходить в магазин за хлебом и чаем.
— Ну и дела… — пробормотал внутренний голос.
— Вот-вот, — вздохнула Аня.
— Похоже, игрушка становится для тебя чем-то вроде наркотика. Кошмар.
— И я о том же.
— Что будем делать?
— Понятно, что, — пожала плечами Аня. — Надо срочно начинать бороться с зависимостью. И в первую очередь пересилить себя и выйти из дома.
— А ты сможешь?
— Ох, не знаю…
— Давай попробуем облегчить задачу выхода из дома психологическими методами.
— Давай.
— Тогда расскажи мне, что тебе мешает выйти из дома. Чего ты так боишься?
— Я боюсь, что продавщица в магазине посмотрит на меня недовольным взглядом. Или скажет мне что-то недовольным голосом. А еще того, что в магазине окажется очередь и женщины в ней начнут ругаться между собой сердитыми голосами. Или меня кто-нибудь обругает.
— Что в этом страшного?
— Мне от всего этого станет очень-очень плохо. Я ведь должна считать себя худшей из людей, никого не осуждать. И если чьи-то слова вдруг покажутся мне обидными, я должна решить, что я сама во всем виновата и терпеливо смолчать. Защищаться нельзя, даже психологическими методами. Вот это самое главное — чувство беззащитности. Из-за него я так сильно всех боюсь.
— Наверное, когда кто-то рядом ругается, ты бессознательно вспоминаешь, как тебя ругали в детстве, — предположил голос. — И начинаешь чувствовать себя отвратительной и во всем виноватой. А защищаться нельзя, потому что иначе отец скажет: «Это твоя мать!»
— Похоже на то… Ох, мне ведь 29 лет, неужели я так никогда и не избавлюсь от этого детского комплекса?!
— В 18 лет ты от него избавилась. И восемь лет после этого жила припеваючи. А потом зачем-то взяла и вернула себе этот комплекс. Зачем, кстати?
— Затем, что оказалось, что восемь лет я жила неправильно, была эгоистичной, безнравственной…
— Ну, началось, — пробормотал голос. — А сейчас ты правильно живешь? Загнала себя в уныние, боишься всего на свете, даже в магазин сходить боишься! У тебя недовольные голоса в очереди вызывают настоящую панику! Ты можешь просто не обращать на них внимания?
— Не могу.
— С чего ты взяла?
— Весь последний год меня почему-то часто ругали в очередях. Я каждый раз терпела, молчала, а потом каждый раз чувствовала себя очень плохо, — пожаловалась Аня. — Хотя… Слушай, а ведь в последние четыре месяца у меня получалось не обращать внимания, когда кто-то ругался!
— Молодец! — похвалил голос. — Вспоминай, как ты это делала.
— Каждый раз я говорила себе: «Через 10 минут я уже буду дома, а там меня ждет прекрасная, замечательная игрушка». И переставала замечать что-то вокруг себя. Но… Но ведь теперь мне нельзя так делать — я должна избавляться от зависимости от игрушки…
— Ладно. У нас есть на выбор три варианта. Стиснув зубы добежать до магазина, купить запасы на месяц вперед, вернуться домой и начать играть.
— Я теперь не смогу получать от игры такую же радость, как раньше, — сказала Аня. — Я ведь теперь знаю, что у меня зависимость.
— Второй вариант — так же стиснув зубы накупить в магазине запасы, вернуться домой и начать «каяться» — думать целыми днями о том, какая ты плохая. Чем это кончится, понимаешь?
— Понимаю. Тем же унынием и отчаянием, которое у меня было четыре месяца назад, до игрушки.
— И из которого отец Валентин велел тебе выбираться любыми способами. Потому что хуже отчаяния быть ничего не может. Любыми — ты это помнишь?
— Помню.
— А какое решение ты приняла четыре месяца назад после разговора с отцом Валентином, ты помнишь?
— Сделать то, что я сделала в 18 лет. Пройти этот путь заново. Это и есть третий вариант?
— Да. Либо игра, либо уныние, либо это. Других вариантов в настоящий момент у тебя нет.
— Хорошо, — вздохнула Аня. — Будем считать игру первым этапом лечения депрессии. Второй этап — найти в реальном мире что-нибудь, что мне понравится не меньше игрушки. Договорились. Завтра мы выйдем из дома.
* * *
На следующий день Аня проснулась около одиннадцати часов утра. Едва открыв глаза, вспомнила, ЧТО ей сегодня предстоит, и ужаснулась.
— Надо принять душ, сделать прическу, накраситься, надеть лучшую одежду, — посоветовал внутренний голос. — Тогда на улице ты будешь чувствовать себя увереннее.
Аня представила, как она заходит в магазин, как на нее кричат в очереди… И поняла, что не может встать — как будто огромная тяжесть навалилась на нее и придавила к дивану.
— Не думать, — приказала она себе. — Ни о чем не думать!
Но ужасные мысли о криках и недовольстве окружающих так и лезли в голову.
— Попробуй подумать об игре, — посоветовал внутренний голос. — А еще лучше, притворись перед собой, что ты сегодня не планируешь никуда идти, а собираешься весь день играть.
— Я собираюсь весь день играть, — сказала себе Аня. И встала с дивана.
После душа тяжесть навалилась снова. Аня с трудом добралась до кресла и рухнула в него. Сердце колотилось гулко и тяжело, к горлу подступала тошнота.
— Попробуй полчасика поиграть, — посоветовал внутренний голос. — Должно помочь.