Книга Черная вдова, или Ученица Аль Капоне - Марина Крамер

– Так надо, Марина Викторовна, – пряча глаза, сказал он. – Послушайте меня, выпейте, – и налил ей полный стакан.

– Ох, темнишь ты, Волчара! – вздохнула она, но коньяк выпила, надеясь, что хоть в голове просветлеет. – Где наш уродливый приятель?

– Кореец, что ли? У босса, я один с вами.

Напяливая в гардеробной черные джинсы и белую водолазку, Марина попыталась еще раз выяснить, куда и зачем едут, но Волк молчал, как партизан на допросе.

Уже в машине она снова завела эту волынку, и Волк не вынес, бросая ей фляжку с коньяком:

– На вашем месте я надрался бы.

– Слушай, что за базар? – разозлилась Коваль. – Я что, здорово на идиотку смахиваю? Колись, куда тащишь меня!

– Да хватит ваньку валять, Марина Викторовна! А то вы не понимаете, куда! – огрызнулся Волк. – На шашлык Мастиф пригласил. Догадались теперь или дальше рассказать? Мой совет, пока время есть, до анестезии напейтесь, иначе сойдете с ума.

– Саня, останови! Я выхожу! – приказала она, холодея от ужаса. Но Волк покачал головой:

– Без вас не начнут, привезут силой, если я не привезу. Не делайте Черепу хуже, Марина Викторовна!

Она отвинтила крышку фляги, судорожно сделала первый глоток. Дальше все было проще, а в сочетании с сигаретами и вовсе… Знала Коваль про эти «шашлыки», Олег рассказывал, а теперь вот и его на «шампур». А там, кто знает, может, и ее тоже… Но сначала она отомстит.

На огромной поляне в лесу, несмотря на позднее время, было светло от включенных фар и многолюдно, все напоминало пикник – костер, мангал, запах мяса, пацаны пьют пиво, базарят, смеются, Мастиф в шезлонге попивает красное вино. Как кровь…

Марина слегка качнулась – дала себя знать почти пол-литровая фляжка. Мастиф поманил к себе:

– Здравствуй, красавица! Где задержалась? – и, унюхав свежачок, поморщился: – Волк, когда она так надраться успела? Разит, как от бомжихи!

Волк пожал плечами, бросив на хозяйку умоляющий взгляд, но, как известно, русские своих не сдают, и она ободряюще кивнула: мол, вали на меня.

– Не знаю, Мастиф, я ж в спальню не захожу. Может, там что-то было.

– А должен был и в душ еще заглянуть, – наставительно сказал старик. – Заодно, глядишь, может, и обломилось бы чего, как Черепу вон. Она любит с охраной трахаться! – поддел он и Марину – не забыл, еще бы!

– Да пошел ты, – пробормотала Коваль так тихо, что и сама еле разобрала.

– Что-то нет желающих оказаться на теперешнем месте Черепа! – заржал подошедший с шампурами в руке Кореец. – Шашлычок, Марина Викторовна, пока не началось? – с издевкой предложил он и получил от нее пинок в голень. – Босс, я ее грохну когда-нибудь! – заблажил урод, потирая ушибленное место.

– Я тебе так потом грохну, грохать нечем станет! – пообещал Мастиф. – Ладно, хватит песен! Что, дорогая, не хочешь напоследок парня загасить, чтоб счастливым помирал и не о смерти думал, а о сиськах твоих сладких?

– Мастиф, не надо! – взмолилась Коваль. – Он ни при чем, это же я к нему поехала, я прошу тебя, не надо! Я буду делать все, что ты скажешь, только отпусти его! – Она прижалась губами к старческой руке в пигментных пятнах, но он отдернул руку, натягивая на нее перчатку:

– Значит, не хочешь трахаться? Так, парни, сценарий меняется, дама передумала! Давайте Черепа сюда! А ты глаза не закрывай, все равно заставлю смотреть, ты меня знаешь!

Смотреть… Это самая страшная пытка на свете – смотреть, как умирает твой близкий человек, и не иметь возможности помочь. Марина просила у Бога только одного – чтобы Олег не мучился долго, чтобы умер сразу… Но, зная Корейца, понимала, что и Бог бессилен здесь.

Как там говорил Федор – женщины не знают, что такое долг? Ну уж нет! Знают. Некоторые, во всяком случае. Особенно те, кому повезло с учителями… Олег стоял на коленях прямо перед ней, изуродованный почти до неузнаваемости, со слипшимися от крови волосами. Только взгляд еще был осмысленным, устремленным на нее.

– Олег, – прошептала она, глотая слезы. – Прости меня, Олег…

– Череп, я предложил ей отлюбить тебя на дорожку, но она, прикинь, отказалась! – притворно вздохнул Мастиф. – Говорил я тебе, сынок, что бабы все шлюхи, и Коваль твоя не исключение!

– Пошел ты, папаша! – сплюнул окровавленными губами Олег. – А Коваль не баба, и оставь ее в покое!

– Очень благородно! А кто ж она, святая?

– Для меня – да, – произнес Олег.

– Ну, молись тогда своей святой! Начинай, Кореец!

Марина повалилась на землю, когда Кореец бейсбольной битой ударил Олега по шее, ломая позвонки, но ее поднял Гетман, молодой, но резвый пацан из розановских.

– Куда собралась? Еще только начали! – усмехнулся Мастиф.

Коваль из последних сил смотрела на человека, который за призрачное и сомнительное счастье обладать ею сейчас расплачивался собственной жизнью. Он уже не чувствовал сыплющихся со всех сторон ударов, просто не сводил с Марины глаз, но и ее видел вряд ли… Когда же его, еще живого, бросили прямо в центр горящего костра, в голове у Коваль словно граната разорвалась – в глазах потемнело, а потом наступили покой и тишина…

Видимо, прав оказался Волк, заставивший хозяйку напиться вдрызг. Это помогло ей сохранить рассудок. Хотя почти месяц она отлежала в модной частной клинике неврозов, не разговаривая и глядя все время в одну точку на персиково-бежевой стене палаты. Приезжал Мастиф, струхнувший не на шутку, сидел возле безучастной ко всему любимицы, бормотал что-то. Но она не вслушивалась, не придавала значения его словам, ей было безразлично, о чем и о ком они.

Однажды он вдруг явился не один, а с Малышом, что и вывело Марину из ступора. Красивое лицо Егора выглядело озабоченным, глаза смотрели с какой-то трогательной нежностью. Он взял ее руку в свои, прижался к ней губами, а потом бросил Мастифу:

– Выйди, нам надо поговорить!

И старый лис подчинился.

Коваль совершенно не хотелось общаться. Да и о чем говорить с человеком, считающим ее подстилкой? Но Малыш, подсев поближе, начал нести какую-то чушь про то, как был не прав, как сожалеет, ну, и все такое из той же оперы.

– Прекратите, Егор Сергеевич, – попросила она, отняв руку. – Вы были вправе сказать то, что сказали. Зачем этот цирк? И уходите, мне неприятно, что я лежу перед вами в таком виде.

– Я понимаю, вы обижены, Марина Викторовна. Я вел себя по-хамски. Но нам предстоит много общаться в связи с вашим проектом, хотелось бы восстановить нормальные отношения.

«Ну, конечно, отношения, а как же! Скажи уж честно, что надеешься еще не раз встретиться со мной в горизонтальной плоскости, и нечего тут Версаль разводить! Вот так прямо честно возьми и скажи: мол, Коваль, хочу трахнуть тебя, и все! А то распелся, как соловей: ах, отношения, ах, совместная работа, ах, был не прав! Идиотизм какой-то…»