Книга Преступления страсти. Месть за любовь - Елена Арсеньева

Август, впрочем, напрасно рассчитывал, что ускользнул из-под присмотра Анны. Она очень скоро получила не только сведения об этой поездке, но полные и несомненные доказательства его неверности.

Надо сказать, она сохранила присутствие духа. Анна прекрасна знала, что ей не стоит принимать всерьез интрижки Августа с дамами такого типа, как Дюпарк: бесцветными блондиночками. Сама-то Анна привязала к себе короля своей совершенной красотой, о которой наперебой и весьма восхищенно упоминали чужеземные визитеры! Но дело было не только в красоте, а еще в уме и остроумии. Впрочем, у нее не хватило чувства юмора пропустить мимо ушей, когда один священник осмелился назвать ее саксонской Вирсавией.[10] Сказать по правде, она была вне себя от ярости.

Когда в 1709 году в Дрезден прибыл с визитом датский король, он тотчас обратил на Анну особое внимание, и она стала центральной фигурой всех устраиваемых им балов. Ее усыпанное бриллиантами платье сияло ярче, чем платье королевы. А на устроенном у нее во дворце балу она сама принимала гостей короля. Ее величество была задвинута в какой-то пыльный угол и могла вволю скорбеть там о своей несчастной судьбе. А между тем у Анны не было ни минуты свободной от удовольствий.

В одном из праздников она участвовала в представлении, одетая Дианой, в окружении тридцати шести валторнистов ехала в открытой карете, запряженной двумя белыми оленями. А три дня спустя на охоте она появилась одетая французской крестьянкой.

Ей все было к лицу, любая одежда, любой наряд!

Понятно, что король не пропускал ни одной ночи, которую мог бы провести у нее, и Анна снова забеременела. После рождения второй дочери жизнь ее долго висела на волоске, однако ее сильная натура победила, и вскоре она уже принимала депутацию саксонских прелатов, знати, представителей города и других высших слоев общества и просила их быть крестными ее ребенка. В результате же получила «на зубок» 4000 талеров.

Обе девочки были признаны «законными королевскими дочерями и высокородными графинями».

Каждая женщина, которую король пускает в свою постель и после этого не гонит прочь от себя, а осыпает благодеяниями, рано или поздно начинает о себе слишком много мнить. По сути дела куртизанки (ну ладно — просвещенные куртизанки), они вдруг непременно желают играть выдающуюся политическую роль в своей стране и влиять на управление ею. То есть быть ближайшими советниками, вернее, советницами своих любовников.

Во Франции такой «советницей» стала мадам Помпадур, ну а в Саксонии — графиня Козель. Она была горда, отважна, в ней было много мужских черт характера. А кроме того, она отлично понимала, что успехи Августа на королевском поприще гарантируют ее собственные успехи как его фаворитки, матери его детей и будущей супруги.

Порой взгляды графини Анны на политику были наивны и слишком категоричны, но часто весьма разумны. Однако ей не хватало дипломатичности. К примеру, фаворит Августа, его премьер-министр Флемминг настаивал на размещении королевской резиденции в Польше, и Август был полностью согласен со своим фаворитом. Анна пыталась убедить короля не делать этого. Разумно утверждая, что Августу нечего делать в Польше, нечего надеяться на то, что его сын будет ему там наследовать, Анна не стеснялась в выражениях. И это просто обижало ее оппонентов, восстанавливая их против нее.

Например, в одном из писем Анна так формулировала свою точку зрения по польскому вопросу: «Должно быть, поляки дураки, если они терпят такого неудачливого правителя, как король… Кроме того, король хочет принести в жертву своего сына и ради напрасных и необоснованных надежд хочет обратить его в католичество… Ведь если король возьмет кронпринца с собой в Польшу, что он намеревается сделать, от него отвернутся англичане, французы и все протестантские князья Германии. А католические князья морочат ему голову, утверждая, что, если его сын перейдет в католичество, перед Августом откроются огромные возможности в Германии. Но все это химеры».

Еще Анна считала, что нельзя доверять и русским, и так же высказывалась против Венского двора, подозревая, что он преследует только свои интересы. К австрийцам она вообще относилась настороженно и выступала против графа Вакербарта, который по ходатайству Флемминга был назначен министром и всюду совал свой нос, ища только свою выгоду и полностью поддерживая политику Венского двора. Флемминг взял своего протеже под защиту, и их отношения с Анной обострились. Однако если не получалось с Флеммингом, то на других министров графиня вполне распространяла свое влияние. Стараясь по-женски уберечь своего мужчину от неразумных поступков и ради этого ссорясь с влиятельными людьми, она писала: «Я люблю короля совершенно бескорыстно, и его репутация значит для меня больше, чем моя собственная». И, между прочим, после того как армия Карла XII была разбита и он неожиданно с небольшой свитой посетил Дрезден, именно она дала Августу совет взять короля в плен, как это сделала когда-то герцогиня д’Этамп, фаворитка французского короля Франциска I.

Шло время, и честолюбие Анны росло. Теперь ей мало было быть графиней, она мечтала о титуле герцогини Герлицкой. Король, обиженный на ее амбициозные выпады против своей политики, тянул с предоставлением этого титула, и Анна начала понимать, что любовь его не вечна, что в один далеко не прекрасный день ее может постигнуть участь отвергнутой…

Она была умна. Иллюзии насчет «гарантийного письма» рассеялись. Король есть король, он волен не только в собственных поступках, но и в жизни и смерти своих подданных! Не стоит слишком пылко мечтать о короне, нужно взять от жизни все, что она дает сейчас. И Анна старалась разбогатеть еще больше благодаря королевским милостям.

Но это не значило, что она вульгарно вымогала у него деньги. Графиня пыталась использовать в свою пользу те достижения и прибыли, которое обещало развитие ремесел, торговли, науки. Ее очень интересовали опыты Бёттигера, основавшего впоследствии производство фарфора, она даже оборудовала для него лабораторию в своем Пильнице. Анна собирала рецепты алхимиков, от придворного аптекаря получала различные снадобья для «химических изысканий» и наняла собственных лаборантов. Результат ее изысканий позднее обнаружили в шкатулке — это были «два железных гвоздя с вкраплениями золота и серебра», которые Август взял себе.

После одного из своих визитов в Варшаву, когда она получила новые доказательства неверности короля, при посредничестве некоего полковника фон Ратцау вступившего в связь с Генриеттой Дюваль, Анна отправилась в Голштинию к своим родителям и депонировала в банк Гамбурга тридцать один большой ящик с различными ценностями.

И все же Анна надеялась на лучшее. В мае 1712 года она появлялась на прогулках в Карлсбаде, куда сопровождала короля, окруженная толпой придворных и лакеев, «разодетая и красивая, как греческая Венера», и преследуемая, как всегда, многочисленными поклонниками, на что король, видя среди них нескольких аббатов, язвительно отозвался о ее кокетстве с «маленькими воротничками». Но при дворе множились сплетни о ней, об охлаждении к ней короля… Их собирала и распространяла самая опасная придворная интриганка, фрау фон Глазенапп, сестра прежней фаворитки Августа княгини фон Тешен. Анна была вспыльчива, легко впадала в ярость, пыталась выяснять отношения с королем, который то шел ей навстречу, то пытался искать развлечений на стороне…