Книга Тяжесть сияния - Кирилл Григорьев

— Эльза где? — посмотрела на женщину Татьяна.

Та пожала плечами. Ее халат был перепачкан кровью, а правый рукав чернел двумя крупными обожженными проплешинами.

— Сколько пострадало? — снова просила Татьяна.

— Вам лежать надо, — вместо ответа произнесла женщина. — Два открытых перелома — не шутки.

Боль теперь проснулась и в ноге. Татьяна закрыла глаза, сосредотачиваясь и быстро читая заклинание. «Целитель» подействовал не сразу — мешали уже вколотые обезболивающие.

— Вы идите, — посмотрела на женщину Татьяна. — Я здесь сама справлюсь.

Женщина сдернула жгут с ее руки.

— Вас туда не пустят, — сказала она. — Там только МЧСники и пожарные.

Татьяна поднялась, стискивая зубы. Если бы не скорая медицинская помощь, она уже смогла бы сплясать.

— Мне надо найти Эльзу, — упрямо произнесла она.

Картина всеобщей беды вокруг была пронзительной и страшной. Кто-то плакал, кто-то рыдал в голос, а кто-то истерически смеялся. Кругом суетились медики. А многие уже лежали на носилках накрытые с головой темными непрозрачными мешками.

Прихрамывая, Татьяна побрела к пожарищу.

«Молот ведьм», подумала она. Тень окончательно слетела с катушек. Исполнить «Молот» в черте города, да еще в утренний час пик! Господи, Боже, что же ты наделала, идиотка со стажем!

2

Татьяну спас двигатель машины и реакция.

Сомнение зародилось в ней, когда Тень предложила капитуляцию. Не для того она столько воевала за Настино тело, чтобы так вот просто сдаться. Элька, Элька… Кто ж тебя за язык-то тянул?

Татьяна еще не успела сообразить, что конкретно исполнила Тень, когда Эльза ткнула пальцем в небо.

— Что это? — удивилась она.

Летняя голубизна над головой стремительно темнела.

— Прощайте, девочки, — раздался в динамиках голос Тени. — Капитуляция откладывается.

Ан прехт, вспоминала Татьяна, глядя на наливающееся чернотой небо. Что же это такое? Что-то знакомое…

— Это же «Молот»! — первой догадалась Эльза, и у нее все окончательно встало на свои места.

— Держись! — Татьяна ударила по педали газа и резко крутанула руль. Машина практически взлетела на бордюр.

Главное выскочить из основной зоны. Там уж дальше, как выйдет, но сейчас — главное успеть. Она воткнула заднюю передачу. Машина с ревом понеслась назад, распугивая пешеходов. Мимо пролетали удивленные лица тех, кто остался в пробке.

— Вот это да! — с оттенком восхищения произнесла Эльза. На землю легла огромная черная тень. Люди в стоящих машинах начали задирать головы. Кто-то даже вылез, раскрыв от удивления рот. С неба медленно, словно в кошмарном сне, падал абсолютно черный лоснящийся куб. Огромная грань, заслонившая солнце, снизу казалась поверхностью гигантского пресса. Он, это пресс, неудержимо опускался вниз на застрявшие в пробке машины, на лесополосу, разделяющую автомобильные потоки, на ограду гостиницы. И на убегающую от гибели Татьянину машину.

Двигатель ревел. Бу-м-с! Машина чуть не врезалась в пешеходный светофор, черканув его боком.

Куб продолжал падать. Не успеем, подумала Татьяна. Не успеем.

— Не успеем! — закричала Эльза.

Первыми натиск куба приняли на себя деревья. Несколько самых высоких разлетелись в щепки. Упало одно. Рухнуло второе прямо на несколько стоящих машин. Жуткая галлюцинация обрела объем и вес. Началась паника. Люди, подхватывая детей, выскакивали из автомобилей и бежали прочь, падая и спотыкаясь. Некоторые прыгали прямо по капотам, не разбирая дороги.

Ба-амс! Машина правым бортом зацепила ограду.

— Не успеем!

Они почти успели. Куб рухнул вниз, давя людей, машины и оставшиеся деревья. Самый его край зацепил капот. Машина подпрыгнула от удара.

И последнее, что запомнила Татьяна был истошный Элькин крик.

3

Никакого оцепления не оказалось.

Все, очевидно, были пока слишком заняты.

Задыхаясь в дыму, Татьяна выбралась на тротуар. Разрушения вокруг были катастрофическими. Видно было плохо, но и то, что хватал глаз, казалось ожившим кругом ада.

Удар Тени пришелся на стоявшие в пробке четыре ряда машин. Прямо, впереди чернели сплющенные, изуродованные автомобили. Везде чадило, горел кое-где разлившийся бензин. Под ногами хрустело стекло. Звенели болгарки, разбрасывая горячие фонтаны искр. Тут и там мелькали люди в синих комбинезонах. Потные и грязные, они отчаянно рвали и крушили металл, пытаясь еще хоть кого-то вытащить, кого-то спасти. В некоторых машинах орали запертые, придавленные, окровавленные пассажиры. Где-то рядом бурчали и на разные голоса матерились рации. Оранжевые пожарные заливали тлеющие остовы шипящей водой.

Левее валялись поваленные тлеющие кое-где деревья.

Татьяна внезапно оказалась в одном из кругов ада. Пульс гулко бился в ее висках и словно останавливал на мгновение, запечатлевал окружающий беспросветный кошмар.

Угум!

Плачущая девочка через сетку полопавшегося стекла. В окровавленной руке — нарядная Барби.

Угум!

Двое пожарных вытаскивают третьего, задавленного распиленным деревом. Тот, словно гутаперчивый, безвольно болтает головой в каске.

Угум!

Бредущая между машин черная от сажи женщина. Короткая майка разорвана, на лице — спокойное отрешение. Длинные волосы слиплись от запекшейся крови.

Угум!

Татьяну едва не сбили с ног двое сосредоточенных парней с носилками. Они быстро волокли упирающегося деда, орущего что-то о внучке, оставшейся там, в «Москвиче», взаперти. Из оторванной левой руки деда во все стороны хлыстала кровь.

Татьяна очнулась.

Эльза, вспомнила она. Мне нужно найти Эльзу.

Она едва не поскользнулась на разлитой по асфальту крови, чудом успев уцепиться за смятый капот. Восстановила равновесие, выпрямилась, отбросив со лба слипшиеся волосы. И сразу увидела багажник своей машины. И Элькин запрокинутый затылок через рваные зазубрины разбитого заднего стекла.

Решение о ликвидации

1

Утро для Николая Сергеевича началось необычно — с соловьиного пения.

Он немного с наслаждением полежал в кровати, ощущая теплоту дыхания Милены рядом, потом поднялся и отдернул штору. Птица сидела совсем рядом на ветке старой березы и смотрела на него маленькими черными бусинками.

Будет хороший день, подумал Николай Сергеевич. Даже, не подумал, а просто — загадал, как делал мальчишкой в детстве. Будет или нет?

Соловей, вместо ответа, взмахнув крыльями, исчез, а Николай Сергеевич отправился умываться. Включив воду, он несколько мгновений изучал свое лицо. Куваев, скулы подбери, вспомнил он почему-то армейского старшину. А что — скулы? Да, дедушка мой казахом был, ну и что? Зато какая стать и суровость на лице! Кстати, не мешало бы эту стать побрить немного. А то Миленка проснется и опять начнет недовольство высказывать.