Книга Гнев изгнанников - Николай Побережник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это был Никитин, – понизив голос, продолжал он свой рассказ, – я видел, как он прыгнул в лодку, за ним гнались, Никитин в руках держал что-то, и оно снова громом и огнем разразилось, а тот, что в доспехе был сразу и пал замертво! Потом опять гром, и другой пал… те, что гнались стали прятаться, а Никитин ушел протокой…
– А ты? – Тарин поднял глаза на Гаса.
– Осрамил я себя страхом и прощения мне не будет от предков, – Гас сник, замолчал, его перепачканное сажей лицо стало еще чернее и осунулось.
– Продолжай!
– Я не мог пошевелиться, глядя на то, как все горит… слышал, как они все кричат, но будто прирос к земле…
– А те люди, что напали на заимку?
– Уехали верхом, по лесной дороге… Кричали не долго, когда огонь стих, я не решался сначала, а потом подошел… Лас еще живой был, успел сказать, что эти наемники и иноземцы искали Никитина, Дарину и Чернаву. Когда брат испустил дух, я его тоже предал огню, лук вот нашел, собрал немногое и подался протокой к озеру. Там у устья протоки еще бой был, только убиенных наемников и нашел. Лесом пришел к дому Чернавы, а там…
– Что?
– Там те, кто на нашу заимку напал и еще больше наемников и всадники иноземные. Из сил я выбился, думал, отлежусь, а потом все стрелы, что в колчане есть и выпущу, да бой последний приму, искуплю позор свой. Не сдюжил, уснул… а проснулся оттого, что у них там встревожилось все, бегали, кричали, в погоню отправились по озеру… Никитин уплыл к болотам, я слышал как тот, что в одеяниях Хранителя его имя выкрикивал. А из погони вернулись не все, испуганные, ругались… Думал, схоронюсь до утра, да пущу всем кровь, чуть ближе подобрался, а на меня иноземец из-за дерева и как увидел-то?
– Зрячи они во тьме, – вздохнул Тарин.
– Вот как, значит, – удивился Гас, – я же два раза мечом его хватил, а тот отбил и как рубанет! Сук мою трусливую душу спас, иноземец размахнулся шибко да не глянул, что дерево рядом… он подмогу крикнул, а я побежал, что сил было… Старая охотничья сторожка недалеко от нашей заимки есть, там и жил… каждый день приходил прощения просить у Рода. На тебя подумал – разорять пришел, а это ты…
Гас замолчал, вздохнул, опустил голову и снова тихо зарыдал.
– Ложись, выспись, – Тарин похлопал Гаса по плечу и подтолкнул к одному из топчанов, покрытых соломой и шкурами, – чаянье на завтра оставим.
Северные границы княжества
На следующий день, Тарин сам возглавил утренний разъезд. Воевода и Гас в сопровождении пятерых дружинников отправились лесной дорогой к Чистому озеру. Подъехали к распахнутым воротам заимки кузнеца Вараса, где встретили троих наемников, двое хозяйничали в доме, а один вроде как караулил, прохаживаясь у мостков, столбы которых сковал крепкий лед.
– Вы не заблудились? – крикнул Тарин и придержал лошадь, когда карауливший наемник увидел въехавших на двор всадников и свистнул.
Из дома вышли двое, заметно, что рубаки опытные, но стыда в глазах нет, да и вид разбойный.
– Надо чего? – тот, что был из них старшим, подбоченился стоя на крыльце.
– Не видишь, с кем говоришь? – один из дружинников спешился и многозначительно поправил перевязь, – тебя воевода княжеский спрашивает!
Наемники переглянулись, нагло ухмыляясь…
– Мы на службе у советника Корена!
– А кто позволил вам в чужом доме разорение чинить? – Тарин, тоже спешился.
– Так он умер, хозяин-то! – расплылся в нахальной улыбке наемник.
– Взять их! – скомандовал Тарин, решив не тратить время на бесполезные разговоры.
– Мы на слу… – не успел договорить старший из наемников, и был сбит с ног крыльцо.
В отряде Тарина не было плохих бойцов, и даже самые умелые наемники в подметки им не годились. Даже боя не случилось, всех троих связали по рукам, одной веревкой, конец которой привязали к седлу замыкающего дружинника и разъезд двинулся дальше – лесом, к заимке Чернавы.
– Дорога езжена, – кивнул на вытоптанную копытами широкую лесную тропу один из дружинников, что ехал рядом с Тарином.
– Вижу, должно быть, большой отряд проехал.
– Не маленький, – подал голос Гас, он ехал позади Воеводы.
– Окромя нашего гарнизона, не должно тут быть никого. Может наемники?
– Нет, это выродки иноземные, – Тарин остановил лошадь и чуть наклонился, разглядывая следы на снегу, – подковы, видишь, востры да угласты? Иноземных кузнецов работа.
– Верно, – согласился дружинник, – а чего им тут?
– Встретим – спросим.
Калитка в низкой оградке заимки Чернавы была выломана, во дворе две большие обозные телеги, три десятка лошадей в сооруженном на скорую руку загоне из жердей, большинство лошадей разседланы, броня аккуратно сложена рядом. Большая походная палатка, горит костер над которым висит большой чан с кипящей похлебкой и дюжина людей оружных. Встретить разъезд воеводы вышел советник Корен и Бэлк.
– Неплохо устроились, советник, – Тарин ловко соскочил с лошади.
– Не жалуемся, – улыбнулся Корен, – как границы? Все ли спокойно?
– Не перед тобой мне ответ держать, – Тарин подошел очень близко к Корену и взял его за пуговицу кафтана, – это твои люди?
– Да… а… а почему они связаны?
– Разбой чинили.
– Какой разбой?
– Такой же как и все вы тут! По какому праву находитесь на землях чужих?
– Ах, вот ты о чем! – Корен дернулся назад и пуговица осталась в руке Тарина. – Я преследую отступника и убивца!
– Преследуй, почто дома чужие разорять?
– Это, это… это дома сообщников!
– Да ладно! Я прекрасно знаю, чьи это дома, – Тарин опять шагнул к Корену. – Ты опять за свое? Все уняться не можешь?
Белк попытался изобразить из себя телохранителя и, видя как из дома вышел наместник Стак в сопровождении троих иноземцев, встал между Тарином и своим хозяином.
– Уйди! – Тарин влепил Бэлку кулаком в ухо с такой силой, что тот рухнул и закатил глаза. – Заимка вверх по протоке, ваших рук дело? Там тоже были сообщники?
– Это Никитин, бывший оружейник княжеский! Обезумел он! На гостей иноземных нападал, каменки да заимки разоряет!
– Неправда! – не сдержался Гас, – я видел все! Видел, как вы сожгли мой дом! Я знаю, что это вы убили моего брата Ласа!
Тарин заметил, как со стороны болот, по льду озера идет большой отряд иноземцев и наемников, затевать бой и рисковать жизнями дружинников, а тем более жизнью единственного свидетеля преступлений Корена и иноземцев было глупо, несмотря на клокочущую внутри злобу и желание перерезать глотку Корену.